Аналогичное размежевание между революционерами и взаимное уничтожение фракций знает история многих революций; в большинстве случаев это приводит к гибели революции. Русская революция исключением не явилась, просто ее агония затянулась на полвека. С момента, когда сталинисты начали устранять своих бывших единомышленников, хоть в чем-нибудь несогласных со Сталиным, Великий Ленинский Эксперимент по построению принципиально нового, коммунистического общества был исторически обречен, поскольку сталинисты - и вся партия под их руководством - запятнав себя Большой Кровью, потеряли способность и моральное право вести за собою народ к «светлому будущему».
Маркс и Ленин предусматривали, что для построения коммунистического общества необходимо, во-первых, добиться полного изобилия всех материальных благ, а во-вторых, воспитать нового человека, достойного жить при коммунизме. Первую задачу сталинисты в дальнейшем пытались решить, но не сумели - отчасти и потому, что вторую задачу решать оказалось просто некому: лучшие кадры настоящих коммунистов были уничтожены, а их палачи-сталинисты в коммунистические воспитатели совершенно не годились, хотя и подвизались много лет именно в этом качестве. Тем более не годились в строители коммунизма те сталинисты, которые практически осуществляли террор, находясь в рядах ВЧК - ОГПУ – НКВД – МГБ. (Ещё в 1918 году идеолог анархизма Кропоткин в письме к Ленину заметил «Полиция не может быть строителем новой жизни...»).
Необходимо оговориться, что в 20-е годы сталинисты еще не могли обрушить внутрипартийный террор сразу на всех не вполне с ними согласных, так как сначала не обладали всей полнотою власти в партии и в стране. Ведь в Советском Союзе в те годы, несмотря на присущие НЭПу уступки буржуазным элементам, по-прежнему сохранялась «диктатура пролетариата» - власть советов, все еще вынужденных считаться с мнением рабочих масс.
Вынужденный повседневно вести экономическую борьбу с нэпманами за лучшие условия труда, рабочий класс был хорошо организован, его депутаты заседали в советах, вплоть до самых высших; осуществлялся рабочий контроль на производстве. Растущая численность партии позволила ей установить более жесткий партийный контроль и осуществлять руководство всей деятельностью советов всех уровней; беспартийных среди руководителей исполкомов практически не осталось. В заметно растущих бюрократических «аппаратах» исполкомов ключевые (хотя и невыборные) посты тоже заняли коммунисты. Хотя исполкомы по-прежнему избирались советами, но теперь чаще исполкомы диктовали решения советам, чем наоборот.
Но одновременно в «аппаратах» росли численность и негласное влияние отдельных представителей той части служащих, которые работали «на советскую власть» только ради куска хлеба. Боясь потерять паек, они работали старательно и при наличии необходимых способностей постепенно продвигались на ответственные посты, а, усвоив коммунистическую фразеологию, порою проникали в партию. Неверно было бы считать их всех врагами советской власти - последние рано или поздно уставали притворяться, срывались. Большинство же служащих советскую власть принимали как данность и искренне озабочены были лишь собственным благополучием.
С первых лет революции в Советской России существовала система периодических «чисток» партии и государственного аппарата, что давало некоторую возможность рабочему классу контролировать «аппаратчиков». Но в условиях НЭПа партию и рабочий класс больше беспокоила возможность подкупа коммунистов нэпманами (больше всех троцкисты шумели о «термидорианском перерождении» партии), чем превращение изрядной доли коммунистов в советских чиновников, озабоченных лишь пайком и карьерой, подобно массе беспартийных «совслужащих».
Что касается крестьянства, то оно в эти годы не имело большого влияния в центральных советских органах, хотя через сельсоветы его настроения были, по крайней мере, в центре известны и центром первоначально учитывались.
На фоне временной терпимости, установившейся в годы нэпа, внутрипартийный террор мог бы сигнализировать классовому врагу о внутреннем неблагополучии в партии, и это соображение заставляло сталинистов сдерживаться. Поэтому первоначально под удар попадали лишь отдельные инакомыслящие коммунисты, санкции против которых ограничивались исключением, ссылкою, переводом из центра на периферию. (Например, такие большевистские вожди как Лев Троцкий и Карл Радек были сосланы, первый - в казахстанскую столицу Алма-Ата, второй - в крупный сибирский город Томск; а автор лично для Сталина оскорбительной эпиграммы поэт Осип Мандельштам - в центрально-русский город Воронеж.)