Так достигалось «закрепление кадров»: когда у рабочего подходила очередь на квартиру, через пару лет светила автомашина, а у жены кончался «материнский» отпуск и для ребенка нужны были ясли, - в таких условиях рабочий едва ли решался уволиться с работы, как бы она ему ни осточертела. К тому же слишком часто менять место работы было не принято - могли обозвать «летуном»; еще опаснее было делать слишком большой перерыв между прежней и новой работой - могли обозвать «тунеядцем» и даже отдать под суд (как поэта Иосифа Бродского).
Материальные блага, получаемые рабочим на предприятии (сверх зарплаты) в натуральном выражении, вполне укладываются в категорию экономического принуждения к труду; свободный найм работника, по сравнению с внеэкономическим принуждением, был, конечно, большим прогрессом, но это не значило, что начальствующее сословие полностью отказалось от принуждения внеэкономического. Не свободен был от тяги к последнему и сам Хрущев, введший уголовную ответственность за «тунеядство». Наиболее ярким и массовым примером внеэкономического принуждения, является применение труда городского населения на сезонных полевых работах в сельском хозяйстве. Такая практика, зародившаяся еще до войны под видом «смычки» рабочего класса с колхозным крестьянством, в годы войны была закреплена в порядке трудовой повинности.
Последняя после окончания войны была отменена, и привлечение рабочих и служащих из городов на сезонные сельскохозяйственные работы стало оформляться ежегодными правительственными постановлениями. Поскольку эта практика явно противоречила целому ряду статей действовавшего Кодекса законов о труде (КЗоТа), сложившегося еще в 20-е годы; в постановлениях Правительства каждый год отмечалось, что недобровольные сезонники привлекаются на полевые работы только в порядке исключения и только в данном году. И такое лицемерие - ежегодно на протяжении более сорока лет!
В послевоенные годы необходимость помощи горожан колхозам оправдывалась нашими тяжелыми людскими потерями на войне и обезлюдением деревни. Хрущев в 1962 году сделал волюнтаристскую попытку отказаться от привлечения горожан на сельскохозяйственные работы. Соответствующее постановление ЦК КПСС было написано так коряво, что сразу видно - самим Хрущевым, без всякого ЦК (а поправить некто не посмел). Но на местах постановление попросту проигнорировали. Начальствующему сословию на периферии было гораздо легче выгнать на поля горожан для уборки урожая, чем улучшать условия жизни сельского населения и этим снижать темпы урбанизации. Поэтому, если в 1966 году в колхозах и совхозах СССР на долю привлеченных горожан приходилось 2,8% человеко-дней, отработанных в растениеводстве, то за годы Застоя к 1983 году этот процент поднялся до 14,9 (в частности по РСФСР он поднялся с 3,4 до 15,7%).
Подобным же проявлением внеэкономического принуждения можно считать привлечение трудовых коллективов фабрик и заводов, НИИ и вузов на уборку улиц, в овощехранилища и т.п.
Снижению «текучести», закреплению рабочих кадров по предприятиям служили и служат паспортизация населения (сначала - только несельскохозяйственного) и связанный с нею порядок «прописки», с помощью которого уже не предприятие, а сама квази-советская власть держала и держит рабочего на коротком поводке. О какой свободе может идти речь в государстве, где каждый гражданин накрепко привязан к нескольким квадратным метрам жилья, как заключенный - к нарам?..
К колхозникам «освобождение» пришло на несколько лет позже, чем к рабочим. Если сравнить, то почти за сто лет до этого освобождение крестьян царем, отменившим крепостное право, было широко разрекламировано царской администрацией: манифест от 19 февраля 1861 года зачитали крестьянам на сельском сходе в каждом селе. Через сто лет о признании права колхозников на беспрепятственный выход из колхозов была проинформирована лишь районная «номенклатура», а в отдаленных деревнях еще много лет после этого колхозники знать не знали о своем «освобождении».
(Подобным же образом в наши дни под флагом «аграрной реформы» в колхозах все имущество (земля, скот, техника) теперь поделено между колхозниками на «паи» - на тот случай, если какой-то колхозник вдруг надумает выйти из колхоза, пай для него, якобы, готов. Однако во многих районах страны местное аграрное начальство, продолжая оберегать колхозный строй от распада, упрятало в сейфы фиктивные документы по формальному разделу колхозного имущества между колхозниками, которые своих паев - в виде конкретных земельных участков на полях - не знают. А многие - и не хотят знать никакой «аграрной реформы», боясь нового раунда классовой борьбы, новой ломки устоявшегося образа жизни).