По-видимому, предшествовавшие эпохи внешних и внутренних войн, а также «мирного» повседневного террора и напряженного, в значительной части недобровольного, труда истощили и обескровили квази-советский народ. За эпоху Застоя весь народ окончательно убедился в лживости официальной идеологии и несбыточности своей прежней веры, но, не будучи в силах изменить господствующий режим, народ явочным порядком освободил себя от служебных забот и выполнения государственного долга, отменил сам для себя всякую дисциплину, резко сбавил, сберегая силы, производительность труда, устроил сам себе вроде как полуработу-полуотпуск «с сохранением полусодержания».
Как выглядит алкогольная форма самоустранения трудящихся от труда можно проиллюстрировать примером одной свиноводческой совхозной фермы, где все работники всю свою зарплату, а также деньги, выручаемые от сбыта украденных с фермы поросят, употребляют только на покупку спиртного. Закусывают же распаренным комбикормом, который и является единственным (общим со свиньями) питанием для этого дружного коллектива. Дома у этих хозяев - хоть шаром покати, все пропито: ни скотины, ни огорода...
Если простой «совок» постепенно скатывался до предельной люмпенизации в материальном аспекте, интеллигенция деградировала духовно. Начальствующее сословие, старавшееся создать для себя «общество потребления» по западному образцу, тем самым репродуцировало бездуховность, приобретательство, престижное потребление и т.п., нравственные перекосы. Но ничем не лучше было и «общество недопотребления», сформировавшееся, по милости начальствующего сословия, для низших, неноменклатурных слоев интеллигенции, к этому сословию не принадлежавших.
В условиях перемежающегося дефицита всех материальных благ целые поколения «совков» десятилетиями прозябали с установкой на «доставание» этих благ. (Известный анекдот: при Ленине главный вопрос эпохи был: «Что делать?», при Сталине: «Кто виноват?», а при Брежневе: «Где достать?»). Доставание «дефицита» любыми неправедными путями тоже, в сущности, являлось формой престижного потребления, только на низшем уровне, потому что нестяжатель, «доставать» не умеющий, становился объектом насмешек и презрения, а доставала, «умеющий жить», - образцом для подражания. Иррациональное стремление к приобретательству в эпоху Застоя овладело не только интеллигенцией, но и всеми «благополучными» (т.е. за исключением люмпенов) семьями страны - как среди служащих, так и квалифицированных рабочих, как в городе, так и в деревне.
Начальствующее сословие оказалось во главе этого «всенародного похода» за престижной собственностью, увлекая народ «личным примером». Но у всех прочих слоев общества, кроме начальствующего сословия, не было таких возможностей для «доставания» престижной собственности и всевозможного «дефицита», что создавало в обществе дополнительный источник напряженности и недовольства.
Вот как далеко отошло начальствующее сословие, ведшее за собою преобладающую часть остального общества, от аскетических идеалов, характерных для коммунаров первых десятилетий революции (типа Корчагина или Нагульнова), пытавшихся отучить людей от всякой собственности.
10.
Начальствующее сословие попрало не только, ставшие ей в тягость, идеалы своей прежней идеологии, но и, ею же самою изобретенные, липовые «законы» квази-социалистической политэкономии.
В условиях господства «выводиловки» оказался извращен один из основных принципов социализма: «... каждому - по его труду». Не фактически затраченный труд, не его результаты (произведенная продукция) определяли величину материального вознаграждения и морального поощрения за труд - нет, определяющими были хорошие отношения с бригадиром, угодничество перед мастером, покорность начальнику цеха. Вместо разрекламированных, но мертворожденных «бригад коммунистического труда», фактически преобладающим в квази-советском обществе стало холопское отношение к труду - полнейшее равнодушие к качеству выпускаемой продукции и рентабельности своего предприятия, вплоть до неприязни и отвращения к последнему.
(«Гудит, как улей,
Родной завод.
А нам-то х...и?
Е...сь он в рот!»)
Такие внутрипроизводственные отношения не могут быть в полной мере приравнены к внеэкономическому принуждению работников к труду, но в системе, основанной на «выводиловке», элементы внеэкономического принуждения все же заключены.