В давящей атмосфере Застоя необязательно стало уничтожать физически или в психбольницы помещать (хотя это по-прежнему практиковалось) всех инакомыслящих - последние изолировались от окружающих еще и силою закоснелого в страхе общественного мнения. От любого, высказывавшего вслух неординарные мысли, окружающие дураки шарахались, как от «врага народа», а умные - как от провокатора-сексота (для чего, безусловно, умные имели основания). В результате, вокруг каждого инакомыслящего возникал своеобразный вакуум, делавший диссидента обособленным и редким - безопасным для режима - одиночкой.
Сейчас выясняется, что в годы Застоя в стране против тоталитарного режима в той или иной форме выступали тысячи людей - выходцев из всех слоев общества. Мир в те годы услышал лишь немногие имена: Сахаров, Солженицын, Буковскиий, Григореннко, Якир... Но чтобы до народа дошли выступления ведущих диссидентов, требовались добровольные пропагандисты их идей, и тысячи людей, рискуя лишиться работы, попасть в тюрьму, в психбольницу, переписывали от руки, печатали на пишущих машинках, провозили через границу, передавали из рук в руки их сочинения. «Самиздат» и «Тамиздат» стали существенным политическим фактором в силу самого факта их существования, факта наличия в СССР оппозиции вопреки пресловутому «морально-политическому единству советского народа». Поэтому, когда на Красную площадь или к памятнику Пушкину диссиденты выходили протестовать всего лишь всемером, - тоталитарный режим обрушивался на них, как на опаснейших врагов.
И все же, многим ли советским людям за все годы Застоя случалось прочесть хоть одну «самиздатовскую» или «тамиздатовскую» книгу? Материальные возможности для пропаганды у диссидентов и у тоталитарного режима были просто несопоставимы. В массе почти трехсотмиллионного квази-советского народа диссиденты были лишь каплей... нет, не в море, а скорее - в стоячем болоте.
Но заметное снижение жизненного уровня народа к концу Застойной эпохи, явный распад многолетнего, привычного образа жизни начали постепенно пробуждать инертную массу «совков». Начальствующее сословие же, несмотря на медленную, но неизбежную эволюцию рабочего класса к прозрению, продолжало благодушествовать, развлекаясь самонаграждениями и самопоздравлениями, ничуть не озабоченное тем, что, являясь гибридным порождением сталинского тоталитарного режима и им же введенного полуфеодального общественного строя, это сословие - реликт прошлых эпох - явно зажилось на этом свете.
11.
Оберегая свой «личный покой», подавляющее большинство представителей начальствующего сословия не стремились к приобретению и накоплению капиталов - зачем тревожить себя, когда доступная для них государственная кормушка вечно не оскудеет? Хотя, в ходе функционирования административно-командной системы управления, на каждом шагу можно было найти повод для взятки, типичный средний представитель начальствующего сословия взяточником не был, - не вследствие личной порядочности (понятие, карьеристу чуждое), а в силу крайней осторожности. (Имеется в виду собственно русская Россия: в национальных республиках - свои «традиции»).
Широко практиковались лишь дорогие, но приуроченные к «юбилеям», подарки (сам Брежнев их любил - особенно шикарные иностранные автомобили), парадные банкеты, служебно-ненужные командировки (из провинции - в столицу, из столицы - за границу) и т.п. блага - хоть и на самой грани подкупа, но все же, на всякий случай не переступая ее. А грань эта без зазрения совести фиксировалась ведомственными инструкциями, ограничивавшими, но в принципе тем самым принятие подарков санкционировавшими. (Никто не вспоминал, что еще Платон требовал смертной казни для должностных лиц, принимающих подарки). В атмосфере всеобщего всепрощения и попустительства не влекли за собою серьезной ответственности и нарушения «подарочных» инструкций, хотя изредка отдельного нарушителя могли - народу напоказ и для устрашения его коллег - сделать козлом отпущения (как, например, Владимира Сушкова - бывшего заместителя министра внешней торговли СССР). Ограничен лимит на подарки, ограничен круг их получателей, еще ограниченнее круг получателей, осмеливавшихся существенно превышать лимит - нет, это еще не капитал!
И все же некоторые «накопления» у начальствующего сословия стали откладываться. Мелкие валютные нарушения при заграничных командировках, мелкая контрабанда со сбытом в узком кругу знакомых - это все пустяки. Главное - начальствующее сословие устанавливало само себе такие оклады «зряплаты», которые было трудно потратить в условиях, когда значительная часть материальных потребностей этого сословия удовлетворялась бесплатно или по льготным ценам за счет общественных фондов потребления. Вот почему у всего начальствующего сословия (а не только у работавших с заграницей) за десятилетия доступа к государственной кормушке накопились излишние денежные средства, которые, если дать им соответствующее применение, могли бы проявить себя как капитал. Так в квази-советской стране зародилась бюрократическая буржуазия, - когда некоторые (очень немногие!) представители начальствующего сословия с большой осторожностью через подставных лиц стали выступать со своим капиталом на «черном рынке».