В среде начальствующего сословия господствовало широко пропагандируемое мнение, что в условиях нашего «социалистического» общества попытки сколотить крупные состояния бессмысленны: на примере Остапа Бендера доказывалось, что подпольному миллионеру у нас некуда девать свои миллионы - значит, и смысла нет их приобретать. При этом не учитывалось, что герои Ильфа и Петрова мучились с бесполезными миллионами в годы, когда вся советская атмосфера была проникнута большевистской классовой непримиримостью, от которой постепенно ничего не осталось в атмосфере брежневского «бережного» попустительства не только по отношению к представителям начальствующего сословия, но и к их обслуге.
Благодушное попустительство, пропитывавшее основную массу начальствующего сословия, неверие (отчасти - показное) в саму возможность казнокрадства («это в Советской-то стране?!»), хищения в крупных размерах (а на мелкие - наплевать) ничуть не мешали представителям начальствующего сословия, составлявшим персонал карательных органов, механически исполнять свой долг, если им иногда случайно удавалось схватить расхитителя за руку - и, конечно, мелкого жулика гораздо чаще, чем крупного. Раскрываемость преступлений была невысока и продолжала постепенно падать и дальше - в ответ, естественно, росла преступность. Начиная с 1956 года, темпы роста преступности удваивались за каждые последующие десять лет, причем наиболее распространенными всегда были «преступления против собственности», т.е. хищения; но криминальная статистика до недавнего времени была строжайше засекречена, ее невеселые итоги были недоступны даже большинству начальствующего сословия.
Но как ни нехотя ловили жуликов наши правоохранительные органы, ими за 1989 год, например, был выявлен по стране ущерб от хищений в сумме 7,7 млрд., рублей (не считая мелких хищений на сумму не свыше 50 рублей, ущерб от которых достиг 1,8 млрд., рублей); кроме того, 13,3 млрд., рублей было присвоено работниками торговли, общественного питания, бытового обслуживания и жилищно-коммуннального хозяйства, путем обмана, обсчета, обмера, обвеса и т.п. покупателей и клиентов, за счет пересортицы, недовложения, подмены товаров и прочего жульничества всякого рода.
Казалось бы, разве на мелком жульничестве может вырасти целый класс? Но вот в начале 80-х годов одно журналистское расследование показало: если в течение дня каждого покупателя во всех магазинах страны обманули только на одну копейку, то в карманах продавцов образовалось более десяти миллионов рублей. И это ежедневно!
Все должности в руководящих организациях торговых ведомств замещались выходцами из тех же работников торговли, т.е. жуликами. (Если в торговую сеть случайно попадал элементарно честный человек, жулики не жалели усилий, чтобы подвести его под растрату и спровадить за решетку). Поэтому руководители торговых ведомств создавали всевозможные благоприятные условия для обсчета, обвеса и т.п. обмана покупателей.
Например, государственные цены на весовой товар в магазинах всегда выражались неокругленными цифрами, чтобы покупателю, не вооруженному в отличие от продавца - хотя бы счетами, труднее было сосчитать, сколько в действительности причитается с него денег за быстро и небрежно, к тому же, взвешенный товар. Все попытки механизации и автоматизации труда в торговле, мешавшие обману покупателей (молочные и др. автоматы, дозаторы сыпучих товаров и т.п.), оканчивались неудачей - работники торговли, как луддиты, быстро выводили автоматы из строя и забывали вызвать мастера для ремонта.
В тесном взаимодействии с хищениями в торговле, как другой зародыш «теневой экономики», развивалась спекуляция. Понятие спекуляции являлось одним из самых противоречивых в советском уголовном праве. Кроме первичного сбыта произведенного товара самим товаропроизводителем, всякое дальнейшее движения товара в торговле (если не принимать всерьез такую мотивацию торговой деятельности, как стремление осчастливить покупателя) имеет целью получить прибыль, путем продажи по повышенной цене товара, ранее купленного по дешевой цене, т.е. всякая перепродажа непроизведенного, покупного товара подпадает под признаки спекуляции, преследовавшейся в СССР, как уголовно наказуемое деяние. Теоретически вся деятельность государственных предприятий торговли могла рассматриваться, как подпадающая под признаки спекуляции, но закон обрушивался только на частника. Нетрудно представить себе, насколько обеднило бы рынок ревностное исполнение представителями власти этого закона, в быту большею частью игнорировавшегося.