Главное оружие реформаторов, сомкнувшихся с идеологами криминальной буржуазии, в их общей борьбе против все еще господствовавшего, правившего начальствующего сословия, оставалась гласность. На XIX партконференции ей была посвящена специальная резолюция - развернутое «похвальное слово гласности». Но цензура еще не была отменена, по-прежнему было невозможно пробиться в печать неугодным (вроде Ельцина). Иногда казалось, что трудностей в работе средств массовой информации даже прибавилось.
Не случайно именно в это время журналисты обратили внимание на заметное сплочение рядов начальствующего сословия. В Застойные времена журналистам удавалось иногда, хоть и не часто, предавать огласке, допущенные каким-нибудь руководителем, нарушения по службе или в быту. Его коллеги-партократы, пользуясь «телефонным правом», настойчиво выгораживали нарушителя, но только до опубликования его имени в печати; а после опубликования - от виновного немедленно отступались по принципу: попался - отвечай! И газета, добившаяся наказания проштрафившегося руководителя (одного из тысяч), с торжеством сообщала об этом под рубрикой: «По следам наших выступлений» или какой-нибудь подобной.
С начала Перестройки, по мере расширения гласности, росло число критических материалов в каждой газете, но соответствующие вышестоящие инстанции и правоохранительные органы стали вести себя так, как будто газет вообще не читают. Они перестали расследовать нарушения, выявленные журналистами, принимать газетные статьи за основание для открытия уголовного дела и даже отвечать на запросы редакций; так что рубрики, подобные вышеупомянутой, стали появляться в газетах все реже и реже, пока не оказались большинством газет «забыты» совсем.
Подобные же метаморфозы произошли постепенно и в других средствах массовой информации: критики в них стало несоизмеримо больше, но ее результативность приблизилась к нулю: руководители, уличенные в правонарушениях и даже уголовных преступлениях, подвергнутые гласной, публичной критике, перестали на нее реагировать, устранять допущенные нарушения, а при попустительстве «сверху» продолжали свои противоправные действия. Для обозначения подобной коллизии журналисты нашли великолепный термин: «васькизм» (по Крылову - «А Васька слушает да ест»). На этом примере видно, что ко времени проведения XIX партконференции начальствующее сословие вступило в явную и осознанную борьбу с Перестройкой, но, ленивое по натуре, тактикой себе избрало глухую оборону. Горбачев все еще не понимал, что покушается на интересы целого сословия, которое неотделимо от квази-коммунистической партии. При всем своем ревизионизме он не мог пойти так далеко навстречу идеологии криминальной буржуазии, как другие реформаторы; вскоре стало заметно, что движение обгоняет его в развитии. Обеспокоенный, Горбачев принял меры для укрепления своего авторитета и, оставаясь на посту руководителя партии, занял также пост главы государства - Председателя Президиума Верховного Совета СССР, что в дальнейшем привело его на пост Президента СССР.
Пора сказать, наконец, о второй (после антиалкогольной кампании, разрушившей экономику страны) «роковой ошибке» Горбачева - недооценке опасности межнациональных конфликтов. Национальный вопрос «по условию задачи» выходит за пределы нашей темы, но оставить его без упоминания нельзя, поскольку именно он подал повод к распаду партии, государства и всего квази-советского строя, хотя и не был подлинной причиной этого всесоюзного распада.