Отыскать друг друга немногим единомышленникам-демократам в толпе депутатов этого парламента («сталинско-брежневского», по определению Юрия Афанасьева) было нелегко; но объединяться было необходимо: по отношению к подавляющей консервативной массе депутатов парламента, прорвавшиеся в их состав отдельные демократы являлись оппозиционерами, в том числе и те академики-экономисты, кто входил в команду Горбачева и имел влияние в правительстве. Потребовалось несколько недель, чтобы вокруг этих академиков сгруппировались демократы из провинциальных регионов (по одному - два депутата далеко не из каждого региона). Так, ломая установленную структуру горбачевского парламента, внутри последнего зародилась первая фракция, сформированная по идеологическому принципу, для начала назвавшая себя скромно - «Межрегиональной депутатской группой».
В силу чисто случайного совпадения, оформление первой оппозиционной парламентской фракции проходило как раз в дни шахтерских забастовок; и оказалось парламентариям-демократам совершенно не до шахтеров - перед ними возникла своеобразная труднейшая уникальная задача: выбрать председателя фракции. В такой момент - кому какое дело до шахтеров? Несколько дней «демократы» заседали, вели переговоры и закулисные интриги. Задача представлялась абсолютно нерешаемой, пока не догадались выбрать сопредседателей - вместо одного - сразу пять. (Можно было, конечно, выбрать сопредседателями фракции сразу всех «демократов», сколько их было, да побоялись все же, что глупые, людишки - там, внизу - смеяться стали бы...).
Теперь Межрегиональную депутатскую группу называют «бабушкой российской многопартийности» - так быстро меняются в годы перемен политические поколения, протекают ротации государственных деятелей. И все же нет, наверно, в России сейчас среди демократов ни одного направления, корни которого не уходили бы в Межрегиональную депутатскую группу. Взломав грани официально установленных региональных групп, она резко противопоставила себя остальному парламенту, хотя состояла, в основном, из представителей научной элиты, относившейся, как мы знаем, к начальствующему сословию.
Как случилось, что эта небольшая часть начальствующего сословия - ученые-экономисты - приняла на себя роль организующего центра оппозиции, а академики и профессора стали идеологами криминальной буржуазии?
Экономическая наука в СССР была крайне слабо развита - даже по сравнению с буржуазной западной наукой, так как была опутана всевозможными вненаучными догмами, утвердившимися в ходе революции. Для смелого преодоления догм в науке всегда требуются гении; к сожалению, в нужный момент их у нас в наличии не оказалось (а если появлялись - их уничтожали, чтобы не умничали). Те академики и профессора, что имелись в наличии, занимали указанные должности просто за отсутствием лучших кандидатур. Но «партия и правительство» требовали именно от этих эрзац-гениев - больше было не от кого - создать политическую экономию социализма, подобно тому, как Маркс создал политическую экономию капитализма. Марксу было легче: он видел перед собою предмет, который изучал. Наши же эрзац-гении видели перед собою феодализированный квази-социализм, который не лез в рамки никакой науки. Некоторые из них пытались сконструировать политическую экономию социализма умозрительным путем, но такие искусственные схемы были бесполезны для практического применения.
Многие из них и по сей день барахтаются в квази-социалистическом болоте. Другие же в разное время и каждый по отдельности, пришли к отчаянному выводу, что социалистическая идея - иллюзия, что «научный социализм» не менее утопичен, чем «утопический социализм» прошлых эпох, что реального пути к «реальному социализму» не существует. Признать в открытую утрату веры в прежних кумиров было страшно (и не без оснований), поэтому свои новые представления по коренным проблемам политэкономии социализма разочарованные в ней академики выдавали дозировано. Выше уже был приведен пример такого построения буржуазной логики на политико-экономическую тему: «Прогресс в общественном производстве достигается за счет конкуренции между производителями товаров; для конкуренции необходим «свободный» рынок; при отсутствии рынка в экономике неизбежен застой».