Другая версия дальнейшего развития страны не замалчивала перспективу возврата к капитализму, хотя тоже, как «от печки», для обмана читателя начиная от Ленина: «Когда-то Ленин сравнил большевиков с небольшой кучкой, единомышленников, по горной тропе под обстрелом упорно стремящихся к вершине, в то время как оппортунисты зовут их свернуть под гору и там отдохнуть в болоте. Так вот, теперь в болоте извращенного квази-социализма увязла и не может вылезти целая страна, одна из мировых сверхдержав. Перед нею два выхода: или, увязая в болоте все глубже, переть напролом, надеясь без всяких оснований, просто на авось, что болото когда-нибудь да кончится и мы, чуть живые, выползем на сухой берег. Но здравый смысл подсказывает другой выход: повернуть назад, по своим собственным следам выйти из болота на то место, откуда в болото свернули, отдохнуть на сухом капиталистическом пригорке, а потом уже снова искать пути к далеким вершинам коммунизма. Это, конечно, оппортунизм, но он экономически эффективнее, чем лезть через болото на авось».
Подобные концепции «перехода от социализма к капитализму» иногда появлялись в печати с примечанием, что «не со всеми выводами автора - редакция согласна», но развернутого отпора в средствах массовой информации эти идеи не встречали. Постепенно складывались условия, где, по выражению академика Бунича, «меньшинство имело право на свое мнение, а большинство не боялось ошибаться».
Идеологи криминальной буржуазии для внедрения в широкие массы своих идей на данном этапе особенно нуждались в полном восстановлении в стране всех демократических свобод и в ходе первой свободной избирательной кампании сами себя стали называть демократами (хотя продолжали хранить в карманах партийные билеты КПСС). Большинство демократов вышли из научных кругов; из пяти сопредседателей фракции демократов в парламенте - Межрегиональной депутатской группы - четверо были учеными. Однако в дальнейшем: Сахаров вскоре умер, Пальм отпал с Эстонией, Афанасьев и Попов (несколько позже) вернулись в науку; и только Ельцин, из всех один, остался заметно выделяющимся над единомышленниками, как опытный профессиональный государственный деятель, признанный лидер демократической оппозиции в парламенте (хотя демократическая партия официально оформлена не была).
Считать Межрегиональную депутатскую группу (МДГ) самой первой перестроечной демократической организацией - это не совсем верно. Задолго до МДГ в России возникли общества «Мемориал», «Память»; в ходе избирательной кампании появились всевозможные объединения избирателей, клубы «в защиту» и «содействия» перестройке и т.д.
Почти все эти организации были эфемерными, но создавали соответствующую общественную атмосферу. В некоторых республиках (Грузии, Украине, прибалтийских, и др.) многопартийность быстро стала повседневным фактором политической жизни. 16 сентября 1989 года, за три дня до пленума КПСС, посвященного национальному вопросу, в Ленинграде прошла Всесоюзная конференция демократических движений, где было представлено около 50 организаций практически из всех республик Советского Союза. Но съехавшиеся в Ленинград националисты разных наций были едины только в одном: все признавали, что СССР всегда был неблагополучен в национальном отношении, и с этим нужно что-то делать. Конференция не смогла предложить пленуму никаких реально выполнимых рекомендаций в части суверенитета, автономии или “переподчинения» конкретных территорий.
Что могли противопоставить поднимавшимся народным национальным движениям собравшиеся на пленум партократы? Конечно, «казенную бумагу»! Резолюции показалось мало, программа уже была, документ назвали «платформой». В платформе опять повторялись азы марксизма-ленинизма по национальному вопросу: обеспечение равных прав каждому народу, удовлетворение специфических интересов каждой национальности, свободное развитие национальных языков и культур и т.д. Никто не хотел понимать, что язык, культура и прочие атрибуты национальных конфликтов - это всего лишь предлоги для борьбы за власть в границах определенных территорий. Во многих республиках (прибалтийских, кавказских и др.) криминальная буржуазия развивалась, обогащалась быстрее (а в остальных - не медленнее), чем в России; в Прибалтике в «деловых кругах» особенно влиятельны были представители компрадорской криминальной буржуазии, экономически тесно связанной с Западом.