Расширение непосредственного вмешательства партийных органов в управление хозяйством в центре и на местах, имевшее целью не допустить анархии в экономике страны, обострило противоречия между двумя прослойками начальствующего сословия - партгосаппаратчиками и «директорским корпусом». Партийный аппарат, ставший непосредственным опекуном и контролером, хотя и не всех, но большинства важнейших предприятий, начал существенно мешать «директорскому корпусу», и последний все чаще стал выступать с критикой 6-й статьи Конституции СССР, в силу которой квази-коммунистическая партия фактически являлась составной частью государственного аппарата. И горбачевские реформаторы, и «демократическая» оппозиция были еще слабы, так что поддержавший их «директорский корпус» сыграл решающую роль в «отделении партии от государства».
18.
Конец 1989-го - начало 1990-го годов прошли в подготовке к выборам в республиканские и местные советы и к XXVIII съезду КПСС - два весомых повода для развертывания новых дискуссий. Воспользовавшись удобным моментом, идеологи «демократической» оппозиции на этот раз выступили с совершенно откровенными классовыми буржуазными требованиями. Для выхода из экономического кризиса криминальная буржуазия требовала разрешения частной собственности на средства производства, в частности на землю, а также денационализации (приватизации) государственной собственности в широких масштабах, начиная с немедленной распродажи в частные руки мелких и средних промышленных, строительных, торговых и т.п. предприятий, полной коммерциализации здравоохранения, образования, науки и культуры, бесплатной приватизации занимаемых квартир, немедленной амнистии всех, кто был ранее осужден за предпринимательскую деятельность. Предлагалось перед началом этих реформ извлечь из хранилищ и «выбросить в продажу» так называемые «предметы роскоши» (драгоценности, антиквариат, ковры, автомобили и т.п.), чтобы отвлечь от потребительского рынка массу «лишних» (к тому же - неправедно нажитых) наличных денег («черный нал»), одновременно спасая деньги богатых от неизбежной при реформах инфляции.
Зато всю тяжесть экономического кризиса идеологи криминальной буржуазии советовали переложить на рабочий класс: установить карточную систему, провести денежную реформу, «заморозить» вклады в сберегательных кассах, перейти на 6-дневную рабочую неделю, сократить продолжительность отпусков до двух недель, объявить мораторий на забастовки и т.п. Правда, такие жертвы от рабочего класса, к тому же не совместимые со «свободным рынком», идеологи буржуазии требовали лишь на короткое время - до завершения быстрой и полной Перестройки.
Что противопоставляли буржуазной программе Горбачев и его команда реформаторов? Дела шли настолько плохо, что Горбачев стал в своих многословных речах «пудрить мозги» квази-советскому народу заведомо невыполнимыми обещаниями, уверяя, что уже с нового, 1990 года начнется повышение жизненного уровня трудящихся, хотя прекрасно знал, что все планы этого года составлены, исходя из ожидавшегося снижения уровня, а не повышения.
В феврале 1990 года партийный пленум одобрил проект «платформы» по подготовке партийного съезда. Этим документом впервые допущена возможность возникновения многопартийности в СССР; обещано, что порядок образования альтернативных партий будет (когда - неизвестно) разработан (квази-коммунистами, конечно). Тем же документом допускалось преобразование государственной собственности в собственность, «демократически управляемую самими трудящимися», а именно: трудовую коллективную (долевую, паевую, акционерную, кооперативную, арендную, подрядную и т.п.) и трудовую индивидуальную. Но упомянуть в этом, никогда не реализованном, списке частную собственность, - нет, в этом пункте пленум ЦК не смог себя пересилить.
А через месяц Верховный Совет СССР принял, наконец, закон «О собственности в СССР». Если его читать между строк, то можно догадаться, что у отдельных граждан СССР какая-то собственность все же была, и в том числе даже на некоторые средства производства, но никакой частной собственности на свете вообще не существовало - не было о ней в законе ни малейшего упоминания. Как видно, ни демократы, ни реформаторы-горбачевцы до самого XXVIII съезда не смогли преодолеть твердолобый догматизм ни в союзном парламенте, ни в ЦК, и только в документах съезда впервые была нехотя упомянута «трудовая частная собственность», как альтернатива ряду других форм «трудовой» собственности, равноправных меж собою. О возникновении же и феноменально быстром росте нетрудовой частной собственности (в том числе и на средства производства) в руках криминальной и бюрократической буржуазии - никто даже не заикался, никто не хотел первым признать очевидный факт, что «король-то голый».