- Это чельбиген. - Сказал Россомаха так, словно это должно было Саньку успокоить. - Он для детей опасный, да для стариков; больные так же... Его простым ножом можно отогнать.
- Нож гнать не надо! - Гнусаво заявил чельбиген. - Гы никого не трогал; Гы кушать, кушать вкусно! Гы не жадный - хочешь, тоже кушай, всем хватит! Не надо нож!
- И дурак к тому же. - Россомаха отвернулся. - Идти пора.
- Гы не дурак. - Ворчал чельбиген, возвращаясь к трапезе. - Гы всё видит. А ты, Белая голова, дурак! Не видишь, с кем идёшь. Дурная Белая Голова!
Санька, расслышав эти слова, быстро оглянулась, и чельбиген опять осклабился, состроив издевательскую ухмылку. Но Россомаха, кажется, этого не услышал - шагал себе, словно ничего не случилось, и не был он ранен, и всё было просто здорово. Поднявшись на склон горы, поросшей мелкой колючей травой, которая совсем не мешала идти, они огляделись: огромная пустынная страна округлых гор, песчаных дюн, прилепившихся к каменным костякам, густых лесов, укрытых от злых песчаных бурь в горных пазухах, одиноких корявых сосен, некоторые из которых стояли высоко на мощных корнях, меж которыми давным-давно ветра выдули песок. И в раме из необычно изломанных горных склонов, вдали, Санька увидела речную долину, зелёную, подёрнутую нежной дымкой, прекрасную, как на картинах старых итальянских мастеров.... Вспомнила, что какое-то место в Сибири кто-то там называл сибирской Италией. Может, это оно и есть?..
- Нам туда. - Указал на долину Россомаха. - Там Ярха коней пасут, надо найти.
- Не устал? - Внимательно посмотрела на него Санька. Он вздрогнул, поспешно замотал головой:
- Нет! Я много могу пройти, я - Хабас!
- А кто такие чельбигены, откуда они берутся? - Спросила Санька, спускаясь за ним в одну из бесконечных долин, по которой были разбросаны зеркальные осколки мелких озёр. - Я даже не слыхала про них никогда.
- Не знаю. - Пожал Россомаха свободным плечом. - Они всегда тут были. Только, говорят, их всё меньше остаётся. Они не плодятся. Видела, у него и нет ничего промеж ног.
- Хм. - Санька хотела общаться. - У нас, в Москве, тоже всякой гадости полно: упыри, лешие, кикиморы, всякие там Лихо, вурдалаки... Но про такое я и не знала. А то... та гадость, что ты от костра прогнал, это кто?
- Вук.
- Кто?..
- Вук. Наполовину человек, наполовину волк. Та ещё мерзость. Но он огня боится, пока горел - не подошёл бы.
Санька заметила, что Россомаха стал держаться ещё напряжённей, лицо побелело и заблестело от липкого пота. Но она уже догадалась, что он не признается в усталости, поэтому, едва они поравнялись с очередным небольшим озером, решительно остановилась:
- Не знаю, как ты, а я устала. Давай, отдохнём и поедим.
Нашли на болотистом берегу сухое местечко с клочком песка, развели костёр, и измученный Россомаха растянулся на земле. Завод кончился, он не мог поднять веки, игнорируя мясо и капусту. Санька смазала его рану неприятно пахнущей мазью, которую нашла в его сумке, и поменяла прокладку; помогла поменять порванную куртку. Сама пожарила мясо, попробовала уговорить Россомаху поесть, не смогла, задумалась. Не нравилось ей всё это! Вспомнив, как хотел Россомаха ей понравиться, и как намекал, что очень хороший компаньон, она решила сделать ему приятное и сказать, что берёт его в попутчики; начала, естественно, издалека.
- Россомаха, - сказала она, с удовольствием разделываясь с зёрнами ячменя, - мне нужно в Дом Солнца.
- Я помню. - Тут же насторожился он.
- И попасть мне туда нужно ко дню равноденствия. Это вопрос жизни и смерти!
- Да? - Он даже привстал.
- И мне, конечно, нужен спутник; так вышло, что я осталась одна...
- Я хороший воин! - Россомаха понял её по-своему, и глаза его загорелись отчаянной мольбой. - Я хороший воин, и шрамов у меня нет, кроме вот этого, я тебе покажу! Дай мне возможность доказать тебе, что я буду хорошим воином для тебя, я ведь и сейчас могу идти!
Санька едва не брякнула, как незабвенный Бунша: «Да я и так тебя беру!» - Но её библиотечная половина заявила вредным голосом: «Стоп! Он думает, что это великая честь. Не разочаровывай мальчика, дай ему возможность доказать и отличиться, имей совесть! Вон он как старается!»
- Конечно, - снисходительно заметила она, - времени у меня мало, а ты ранен, и мокрецы эти... Но я думаю, что не прогадаю, если дам тебе шанс. Лежи! Лучше сейчас мы день потеряем, но завтра ты, по крайней мере, не свалишься и не умрёшь. Ты уже показал и ум свой, и благородство, и отвагу, Россомаха, меня это устраивает. - Она спохватилась, что слишком много говорит, замолчала, изобразив многозначительное достоинство, или то, что ей таковым казалось. Глаза Россомахи засияли, он улыбнулся так восторженно, что ей стало совестно.