В выходные иногда, вопреки тайным Санькиным мечтам, приходилось идти с Людкой куда-нибудь в бар, кино, или на концерт какой-нибудь столичной звезды, где Людка находила себе очередного тинэйджера и надолго Саньку оставляла в покое, чтобы в итоге возникнуть с бутылкой дорогого вина и копчёными крылышками, вся в слезах и осколках надежд. Дорогое вино выпивалось, вслед за ним в ход шли спиртные напитки попроще, подешевле и покрепче; тема: «Все мужики козлы, а мы, бабы, - дуры!» - обсуждалась Людкой азартно, Санькой - вежливо, в течение ночи, а то и куска утра, и дальше всё возвращалось на круги своя.
Может, такая жизнь кому-то и показалась бы скучной. Санька не спорила, и в душе часто сама себе на себя же жаловалась, но менять ничего даже не пыталась. Сидела у себя в подсобке, пила кофе под своим развесистым «декабристом», мечтала, как улетит в космос с инопланетянами, к примеру, или уедет в Америку, где всё интересное и начнётся, или в Бразилию, где непременно окажется замешана в махинации местной наркомафии, (разумеется, всё это будет, как в романах некрасивых московских писательниц, не страшно и благополучненько!), из которых её спасёт....Ну, к примеру, американский суперагент с внешностью Киану Ривза. На приходящих в разгар этих увлекательных мечтаний сибирских суперстудентов она смотрела косо и недовольно, быстренько их обслуживала и возвращалась к кофе и мечтам. При этом понимала прекрасно, что с её знанием языков - немецкого, английского и испанского(со словарём) она вполне может попытаться через Интернет поискать другую работу, более интересную, завести знакомства, более романтические, даже, чем чёрт не шутит, уехать за границу... В конце-то концов, могла бы просто поехать в Германию, к отцу, хотя бы в гости. Но не хотела. Мечтать было безопаснее, интереснее, и разочарования никакие не грозили.
Разумеется, перемены к ней пришли сами - а иначе и писать о ней не стоило бы. Почему некие высшие силы вдруг снизошли до Саньки - сказать трудно. Только однажды, осенним вечером, они возникли на пороге её крохотного, всего на четыре стола, читального зала в лице высокого интересного блондина средних лет, от двадцати восьми до сорока, явно иноземного происхождения.