Сидеть так пришлось долго - немец до обеда не пришёл. Санька без аппетита выпила кофе и съела лапшу, был как раз период безденежья, когда даже на плавленый сыр уже не хватало; грустно пожурила себя за волнение, открыла свой зал, и удостоилась чести вновь лицезреть охрененного немца. Отто Готлибович Штольц - написано было во временном читательском билете.
Не зря она выпендривалась с книгой - немец её заметил, обратил внимание, извинился, спросил, что ещё Санька читала про Древний Египет. Услышав имя Просперо, обрадовался, как родному, заговорил, и страшно гордая собой Санька разговор поддержала, удачно вставила несколько английских и немецких фраз, и тем подкупила своего симпатичного читателя настолько, что он попросил встречи после её работы.
- Я не знаю город, - сказал он, сняв очки, нарочно, или нет, но став сразу таким милым, как все близорукие мужчины, снимающие очки, - не могли бы вы мне помочь и прогуляться со мною немного? Мне очень интересен наш разговор.
- Мне тоже. - Призналась Санька. Подбросила ему леща:
- Не каждый день я встречаю людей, которым эти темы просто знакомы, не то, что интересны.
- Это правда. - Немец улыбнулся по-прежнему мило. - Могу я знать ваше имя?
- Александра. - Сказала Санька, и зачем-то добавила:
- Романова.
- До скорой встречи, Александра Романова. - Не без мягкой иронии произнёс Отто Штольц, и ушёл, сдав книгу и получив от неё роспись в читательском билете.
Что выгодно отличает иноплеменных мужиков от отечественного производителя, так это их заботливость. Русский мужик считает, что баба, как кошка, должна заботиться о себе сама, а в дом берёт её исключительно для пользы. 99 из сотни русских мужчин на месте Отто, встретив Саньку после работы, постарались бы её поскорее выгулять и по возможности скорее трахнуть; и ни одному из них и в голову бы не пришло то, о чём сразу подумал и позаботился Отто. Не по злобе душевной, а просто потому, что баба - она и есть баба, что с ней ещё делать?.. Будешь париться с женскими капризами - запозорят настоящие мужики. Нерусский Отто подобными комплексами не страдал, и, встретив Саньку, сразу же огорошил её словами:
- Сначала мы с тобой поужинаем. Ты ведь живёшь одна, и приготовить себе покушать после нашей прогулки не успеешь. Я успел найти хорошее кафе неподалёку, там готовят хорошую домашнюю еду.
Санька мгновенно забыла, как хотела блюсти честь нации и держаться неприступно. В кафе она уже смотрела на немца круглыми глазами и таяла от его внимания. Нету у русской бабы иммунитета против заботы; потому и берут её иноземцы голыми руками, даже особо не напрягаясь.
Впрочем, не родился, наверное, на свет такой мужчина, который совсем лишил бы её обычной язвительной невозмутимости, и держалась Санька хорошо. Говорили о Вавилоне, о древних шумерах, о том, как удивительны совпадения в мифах не связанных друг с другом народов Земли, в общем, было интересно, и даже весьма. Но когда на вопрос Саньки, так чем же он на самом деле занимается, Отто ответил:
- Я колдун. - Очарование разрушилось. У неё так явно вытянулось лицо, что он усмехнулся:
- А когда-то такие слова вызывали уважение и страх.
- Тёмные были времена. - Промямлила Санька.
- Умоляю, Алекс, - (чёрт, а как приятно Саньке было, что он её так называл!) - неужели ты, с твоей светлой головой, полагаешь, будто теперешние времена лучше освещены? Акценты сместились, тени сгустились в иных углах, только и всего.
- Например? - Против воли заинтересовалась Санька.
- Например, суеверие по поводу того, что в мире не осталось тайн, которые не могла бы объяснить наука. Их по-прежнему много.
- Люди любят тешить себя подобными вещами.
- Это правда. Но, придумывая разные детские страхи, люди отвлекаются от настоящего страха, страха без имени и без лиц.
- А по-настоящему дело с ним имеют колдуны?
- Иногда. Некоторые.
- Интересно.
Настроение у Саньки испортилось. То ли этот немец издевался над ней, то ли на самом деле был дурковатым слегка? Да нет, на дурковатого он не походил, был слишком шикарным. Значит, издевается? Это было неприятно, непонятно и обидно даже. Но она не знала, чего хочет на самом деле, и вроде бы прямого повода гордо послать его, развернуться и уйти у неё тоже не было. Они прогуливались по набережной, под мостом, мимо музея, уже в сумерках. Санька очень любила в это время суток гулять у реки. Она была влюблена в Енисей, как, в общем-то, большинство красноярцев. Эта удивительная река, одна из самых прекрасных в мире, а может, самая прекрасная, очаровывала и завораживала и красотой, и чистотой, и первозданной мощью. Даже в черте индустриального города вода её была почти прозрачной, а пение её быстрых волн среди прибрежных камней вносило в душу покой, что бы ни произошло. Санька это точно знала. Когда отец всё-таки уехал в Германию, она просидела на камне под мостом всю ночь.