В миг, когда тело умирает, Некто берет отлетающую душу под свою опеку. Это может быть как божество, с которым человек был тесно связан еще при жизни, так и просто один из богов, решивший взять эту задачу на себя. В одних случаях эту роль исполняло божество смерти, в других — какой-то дух, которого я так и не смог опознать точно. Затем из всех возможных вариантов посмертия выбирается самый подходящий для данной души. При этом, насколько я могу судить по тому, что мне довелось увидеть, о каком-то наказании за грехи нет и речи: выбор совершается в пользу того варианта, который лучше всех поспособствует развитию души — и, в некоторых случаях, ее исцелению. Кроме того, в расчет принимаются особые обещания и обязательства души — перед друзьями и любимыми, предками, богами и духами. И во всем этом непременно заключены некие уроки, которые этой душе необходимо усвоить. На основании всего вышесказанного этот Некто, обладающий величайшими способностями предвидения и обширнейшими знаниями (и том числе и такими, доступ к которым открывает понимание нелинейности времени и всего необъятного спектра потенциальных возможностей, заключенных в великой паутине Жизни), принимает лучшее из возможных решении о том, куда предстоит отправиться данной душе. Затем, буквально за долю секунды после первого, принимается второе решение — о том, кого первым делом встретит эта душа когда попадет в назначенное место: бога или душу какого-то другого смертного? И все это делается с огромной, потрясающей любовью к умершим — совершенно независимо от того, кем они были при жизни, как себя вели и как именно умерли.
Вообще говоря, я заметил одну особенность, общую для всех богов смерти, с которыми я имел дело: они суровы и неумолимы по отношению к тем, кто еще жив (возможно, потому, что их духовная задача заключается в том, чтобы олицетворять для нас силу, говорящую «нет»), но невероятно нежны к мертвым, вверенным их попечению. Только перейдя за грань, мы осознаём, сколь велика сила их сострадания. Правда, мне никогда не приходилось провожать в посмертие душу серийного убийцы, но я не сомневаюсь, что и она была бы принята с таким же чистым и совершенным состраданием, без тени злобы и безо всякого желания наказать ее за содеянное.
В своих духовных путешествиях я видел части различных загробных миров, в которых души терпят страдания. Христианский ад (которого я, впрочем, никогда не посещал и вообще не имел с ним дела) предназначен для мучений весь целиком, но даже в загробных мирах древних язычников иногда встречаются подобные области, отведенные для людей, при жизни творивших зло. Первым из таких мест, которое мне довелось увидеть, был Настронд — чертог в Хельхейме, где души умерших лежат вповалку, визжа и корчась под каплями жгучего яда, который стекает с клыков ядовитых змей. При виде этой картины я застыл от ужаса, но Богиня Смерти — моя госпожа и хозяйка всего Хельхейма — показала мне на дверь чертога, и я увидел, что та не заперта: все, кто терпел здесь мучения, могли бы в любой момент встать и уйти. И тут я внезапно понял, что некоторым человеческим душам бывает нужно место, в котором они могли бы проработать свою боль, раскаяние или чувство вины, и Настронд — одно из таких мест. Когда душа исцеляется, она уходит сама.
В нашей картине мира смерть — не такое простое и однозначное явление, как во многих других религиях. Она не таит в себе зла и не ведет в какую-то неизменную вечность. И даже те варианты посмертия, которые якобы предполагают переход в иное качество на веки вечные, в действительности не так просты: сама Богиня дала мне это понять, когда я сам находился на грани между жизнью и смертью. Рано или поздно все движутся дальше — даже те души, которые слились воедино со Вселенной, полностью растворившись в Пустоте. В конце концов, заметила Она, откуда, по-моему, берутся новые души? Все во Вселенной движется по кругу… без начала и без конца. И из всех Тайн Бытия эта — самая очевидная.
Прорицание: познать все, что познаваемо