По удачному выражению А. Я. Гуревича (его статья «Об исторической закономерности» в сборнике «Философские проблемы исторической науки», М., 1969, откуда оно заимствовано, представляется одной из наиболее удачных попыток освещения этого вопроса), люди являются не только актерами, но и авторами всемирно-исторической драмы.
Нежелание признать какие-либо формы жизни и общественной организации застывшими и неизменными представляет почти что аксиому научной фантастики. Она, по словам Кингсли Эмиса, «трактует как переменное то, что принято считать за константу». В этом убеждении ее укрепляет уже то, что человек научился переделывать самое природу — самый, казалось бы, внешний по отношению к себе фактор. Тем более перемены должны быть законом общества. Это подсказывает ей сама история. Она все убыстряется. Мы наблюдаем перемены собственными глазами. Казавшееся вечным уходит в прошлое. Новые тенденции, едва возникнув, укрепляются так, что кажутся вечными, — и тут же стремятся наглядно опровергнуть это наше заблуждение. А более короткий и тем самым более «концентрированный» это и более управляемый период: мы успеваем понять тенденцию перемен и тем самым приобретаем возможность воздействовать на историю.
Современных фантастов не тянет к историческому фатализму, хотя бы и самого розового толка.
Если придерживаться исторического взгляда на вещи, нетрудно понять, что будущее возникает в результате сложного диалектического процесса, который не может быть исчерпывающе познан заранее и все попытки мелочной регламентации будущего, стремления все решить за наших потомков обречены на провал — да они и провалились уже в прошлом веке, когда утописты-социалисты создали столько «образцовых утопий», тут же забытых человечеством. Иное дело — определить в результате диалектического рассмотрения настоящего направление пути, по которому пойдет человечество. Но этот взгляд тем более предполагает, что будущее создается уже сегодня, возникает из нашего стремления изменить мир.
Именно подобного рода экстраполяция приводит советских фантастов к мысли о том, что будущее человечества — это коммунистическое будущее. Западные фантасты не обладают такой определенностью суждений, но, во всяком случае, они не признают будущего, которое не отличалось бы от настоящего и не зависело от сегодняшних наших усилий. Джон Уиндем, например, прямо утверждает, что «существует большое число форм будущего, каждая из которых является возможным следствием того, что происходит сегодня».
Но, признавая в большинстве случаев определенную управляемость истории, современные фантасты немало спорят о мере этой управляемости и о допустимости тех или иных форм вмешательства в историю.
А. Азимов в романе «Конец вечности» намеренно доводит положение об управляемости до абсурда. В результате изобретения и постройки «колодцев времени» группа людей приобрела возможность вмешиваться в ход истории на каждом ее отрезке. Намерения у них самые лучшие. Они оберегают человечество от несчастий, устраняют изобретения, которые могли бы пойти людям во вред, заботятся об их благополучии. Но в результате человечество заходит в тупик. Азимов против исторического фатализма, но это не склоняет его и на сторону волюнтаризма. История, считает он, обладает собственными законами, но эти законы раскрываются только через людей, притом не через отдельные личности, а через массы. Их дерзновенность, высокий уровень мышления, человеческое многообразие — лишь в этом верная надежда на будущее...
«Оберегая человечество от забот и несчастий Реальности, — рассказывает своему возлюбленному девушка, пришедшая из далеких столетий, — Вечность тем самым лишает его всех триумфов и завоеваний. Только преодолев величайшие испытания, человечество может успешно подняться к прекрасным и недосягаемым вершинам. Способен ли ты понять, что, устраняя ошибки и неудачи человека, Вечность не дает ему найти собственные, более трудные и поэтому более верные решения стоящих перед ним проблем; подлинные решения, которые помогают преодолевать трудности, а не избегать их...