Мы не пытаемся предложить в этой главе обзор обширной литературы, которая рассматривает различные стороны процесса образования и развития государств. (Обзор этих дебатов, а также мои оценки того, какие ответы наиболее убедительны и какие направления исследовательской деятельности наиболее плодотворны, представлены в моей книге «Государства и власть» [Lachmann, 2010]). Напротив, в этой главе внимание будет сосредоточено на нескольких самых впечатляющих трактовках двух проблем: 1) образование государства и 2) возникновение и консолидация тех или иных систем социальных пособий и льгот — для того, чтобы выявить наиболее продуктивные способы решения вопросов исторической причинности.
Как мы заметили выше, образование государства пришлось на тот же период, что и развитие капитализма. Как соотносятся две эти трансформации с точки зрения причинно-следственной связи? Во второй главе мы видели, что Перри Андерсон (Anderson, 1974; Андерсон, 2010) пользовался межстрановыми сравнениями, чтобы обосновать тезис о том, что связью между ними был правящий класс каждой эпохи. Во-первых, феодальный правящий класс образовал абсолютистские государства, чтобы решить свои трудности, связанные с контролем над крестьянами после эпидемии черной смерти. Потом абсолютистские государства Западной — но не Восточной — Европы содействовали формированию нового буржуазного класса. Потом буржуазией были устроены революции, свергнувшие абсолютизм в пользу новых, буржуазных государств, которые продвигали капиталистическое развитие и способствовали росту буржуазии[12]. Таким образом, с точки зрения Андерсона, причинным звеном, связывающим образование государства и переход к капитализму, являются классовые акторы, причем каждый причинный шаг приходится либо на момент, когда образуется некий новый класс, либо на момент, когда существующий класс усваивает новый способ классовой борьбы.
Анализ Андерсона изящен, ведь, чтобы объяснить все имеющиеся итоги, Андерсон выявляет некий последовательно воспроизводящийся механизм (классовый конфликт) и некий устойчивый набор акторов (классы), тем самым воедино связывая образование государства и капиталистическое развитие. К сожалению, как мы видели во второй главе, модель Андерсона страдает от того, что он не способен объяснить, как результатом схожих абсолютистских государств и классового конфликта стало то, что буржуазная революция в Англии на полтора столетия опередила революцию во Франции. Не может он осветить и вопрос появления у постреволюционных государств различий, различий масштаба и темпа капиталистического развития в этих двух странах — слабости, вскрытые посредством его межстрановых сравнений.
Чарльз Тилли также выявляет некий устойчивый набор акторов, являющихся действующими силами изменения как в экономической, так и в политической сфере. В противоположность Андерсону, ключевые акторы у Тилли — это не классы, а элиты, контролирующие государство. На взгляд Тилли, в догосударственной Европе (и более того — везде в мире) власть была рассредоточена, находясь в руках дворян, представителей духовенства и других лиц, под чьим началом состояли мелкие и взаимопересекающиеся политические формирования. Начав данный процесс пятьсот лет назад в Европе, некоторые из этих носителей власти ухитрились мобилизовать ресурсы, необходимые для нападения, разгрома и инкорпорирования соперничающих с ними элит, тем самым объединив к 1990 году «около 500 государств, потенциальных государств, небольших государств и государственно-подобных образований» в «25–28 государств» (Tilly, 1990, р. 42–3 and passim; Тилли, 2009, с. 77–78 и далее).
Государственным элитам для контроля над их расширяющимися территориями нужны были вооруженные люди и бюрократы. Тилли приводит довод, что места, где капитализм (или по крайней мере рынки) уже начали развиваться, были «богаты капиталом», имея в виду, что в них проживали люди с деньгами, с которых было легче собирать налоги (потому что их деньги были более ликвидны, нежели деньги крестьян). Удачливые правители, контролировавшие подобные территории, имели больше поступлений, чем правители экономически отсталых территорий, и поэтому могли позволить себе больше наемных солдат, а затем — чаще так, чем наоборот, — наносить поражение менее многочисленным армиям соперников с пустой казной и поглощать их территории. Этот аргумент позволяет Тилли связать воедино причинные истоки образования государства и капитализма. Капитализм помогает процессу образования государства. Слабость модели Тилли состоит в том, что она не предлагает объяснения, почему в некоторых частях Европы капитализм и рыночные экономики развились раньше, нежели где бы то ни было еще. Не так уж много Тилли может сказать и о том, как государства способствовали капиталистическому развитию, за исключением его замечаний о том, что 1) государства закупают оружие, а это способствует росту промышленного производства и 2) когда крестьяне облагаются налогами, им нужно изыскивать наличные средства, что заставляет их сбывать свою сельскохозяйственную продукцию на рынке и/или уходить на заработки. Это коммерциализировало сельское хозяйство, а также оттягивало крестьян с земли, превращая их в пролетариев.
12
Читатели заметят, что описанная здесь причинная последовательность короче и проще моего описания Андерсона во второй главе. Это связано с тем, что во второй главе я анализировал, как Андерсон конструирует объяснение перехода от феодализма к капитализму. Здесь же нас интересует лишь та часть его аргументации, в которой объясняется образование государства.