Тилли отмечает, что воинская повинность снизила преимущество богатых капиталом государств. Государства, имеющие многочисленных подданных и бюрократический потенциал для их набора на военную службу, могли одолеть богатых соперников, некогда господствовавших в Европе. Так, в XVIII веке итальянские города-государства и Нидерланды утратили свое военное превосходство, уступив таким странам с большим населением, как Россия или Франция. Более того, стоило только революционной Франции стать первой страной, в которой на военную службу призывались сотни тысяч, а потом и миллионы граждан, как роль небольших политой с богатой казной свелась к роли статистов в европейской геополитике. Самые успешные среди уцелевших больших государств соединяли в себе рыночные экономики, обогатившие их капиталом, и многочисленное население, которое режимы, имевшие также и мощный аппарат принуждения, могли призывать на военную службу. Франция представляет собой яркий пример этого счастливого (счастливого для правителей, а не для граждан) соединения. Британия, которая ввела призывную систему только в середине Первой мировой войны, использовала свои деньги для субсидирования более бедных союзников с мощным аппаратом принуждения, чтобы построить ту самую коалицию, которая в конце концов разбила Наполеона.
Вторая часть изложенного Тилли в какой-то мере переворачивает причинно-следственные отношения первой. Если вначале рыночные экономики содействовали образованию государств, то в более поздние времена уже сильные государства стимулировали капиталистическое развитие. Государства и капитализм были взаимосвязаны, и, согласно модели Тилли, их обоюдный уровень развития предопределял направление, силу и специфическое воздействие соответствующего причинного эффекта. Вспомним, в первой главе мы видели, что Тилли отстаивает идею о том, что социальные процессы подвержены эффекту колеи (path dependent). Здесь мы видим, как эффект колеи от образования государства сказывается на капитализме, и наоборот. По мере того как развивается капитализм, он направляет ход образования государства по конкретным, богатым капиталом колеям, и, когда государства становятся сильнее, они толкают капиталистическое развитие в определенных направлениях.
К этому взаимоотношению государств и капитализма Тилли добавляет еще один элемент. Хотя немалую часть своей карьеры он признавал капитал и принуждение первостепенными активами и сдерживающими факторами для государственных элит, в книге «Доверие и правление» (Tilly, 2005) он показал, что еще одним ресурсом, который стремятся контролировать государственные элиты, являются «сети доверия», которые могут основываться на родственных, религиозных, торговых отношениях или других идеологических или структурных базисах. На протяжении большей части человеческой истории сети доверия находились в стороне от государств и других крупномасштабных политических формирований. И все же капитализм ослабил сети доверия. Пролетарии потянулись в крупные города, прочь от тех тесных общин, где сети доверия были под защитой. Вдобавок к этому капиталистические рынки породили неустойчивость и риски, обеспечить полную защиту от которых сети доверия были не в состоянии из-за нехватки материальных и организационных ресурсов. Это позволило государствам предложить пролетариям социальные пособия и льготы в обмен на лояльность (прежде всего готовность служить в вооруженных силах). По мере поглощения государствами сетей доверия, у аристократов и других привилегированных элит становилось меньше рычагов влияния на государство, что создавало для пролетариев (во главе которых зачастую стояли рекруты и их семьи) открытую возможность требовать демократических прав, а также социальных пособий и льгот. Таким образом, Тилли выявляет еще одну колею — в виде сетей доверия, посредством которой капитализм усиливает государство, а возросшая мощь государства и дальше формирует облик капитализма (посредством разросшегося пролетариата, социальных пособий и демократии).