Требования варьировались в зависимости от местных сообществ, а не в соответствии с классовыми совокупностями внутри наций. Поскольку требования выдвигались и борьба за них велась в рамках сообществ, вариативность имела преимущественно географический характер. Потенциальные способности сообществ артикулировать требования и бороться за права опирались на принятые в этих сообществах системы наследования (одни из которых способствовали формированию межпоколенческого единения, другие же подталкивали лишенных наследства младших сыновей мигрировать, разрушая узы сообщества) и покоились в устройстве их систем ремесленного ученичества, а потому и разнились с точки зрения этих систем. Системы наследования и ремесленного ученичества, в свою очередь, формировали характер локальных правительственных структур, которые определяли власть локальных элит и их отношения с общенациональным правительством, а также задавали условия для создания рядовыми гражданами гражданского общества.
Сомерс исходит из пластичности британской правовой системы; это нечто, созданное и непрерывно видоизменявшееся в результате длительной и упорной борьбы вокруг земельных прав и трудовых отношений. Таким образом, даже в рамках единой политии, такой как британская, могут существовать разнящиеся определения гражданства и разный состав прав, на которые претендуют отдельные лица и сообщества. То, на какие именно права гражданства (а позднее и социальные пособия и льготы) способно претендовать и каких прав способно добиться каждое сообщество, зависит от институциональных активов данного сообщества и социальных отношений тех, кто в нем живет. Таким образом, Сомерс показывает, что британское «государство» фактически представляет собой зыбкое смешение локализованных институтов, практик и социальных отношений.
По мере того как изменяются комплексные отношения между локальными сообществами, индивидами и государством, права гражданства могут не только обретаться, но и утрачиваться. В определенные эпохи вслед за волнами демократии приходят волны диктатуры (Markoff, 1996а), а в некоторых странах сегодняшний неолиберализм ослабляет или упраздняет системы социальных пособий и льгот. Этих пособий и льгот становится то больше, то меньше в государствах, которые, говоря языком Тилли, все обладают высоким потенциалом по извлечению доходов, ведению войн и осуществлению контроля над своими гражданами. Соответственно, анализ социальных пособий и льгот, к которому мы сейчас переходим, не может быть понят как простое приложение способов анализа, используемых для объяснения образования государства. Напротив, нам необходимо обратить внимание на те способы, с помощью которых социальные группы могут мобилизовать ресурсы и заявить идеологические притязания на гражданство (и сопряженные с ним блага), адресованные как капиталистическим рынкам, так и государству. Сомерс утверждает, что там, где сильны права гражданства, государство встает (или активные граждане вынуждают его встать) на сторону граждан в противостоянии рыночным силам: «хрупкий проект поддержания социально равнодоступных демократических прав требует наличия уравновешивающей силы социального государства, надежно функционирующей общественной сферы, которой обеспечивалась бы подотчетность, и соответственно крепкого гражданского общества» (Somers, 2008, р. 5). Мобилизованные граждане могут видоизменить отношения, сложившиеся между образованием государства и капиталистическим развитием, а также между государственными элитами и капиталистами, с серьезными последствиями для системы социальных пособий и льгот.
Государства занимаются социальным обеспечением. Если мы посмотрим, как обстоят дела в мире, мы увидим, что пенсии по возрасту, услуги здравоохранения, образование, уход за детьми и другие виды пособий и льгот в большинстве своем администрируются и оплачиваются через государственные каналы. Даже в Соединенных Штатах, где работодатели предоставляют большинству граждан медицинскую страховку, эти пособия косвенно субсидируются федеральным правительством посредством налогового кодекса, а также строгого регулирования страховых планов. То же самое верно и в случае частных пенсий.
И все же ошибкой будет говорить о государстве как о целостной организации, во главе которой стоит единая элита. Государства создаются, и их потенциал увеличивается, потому что множественные элиты (равно как и неэлиты) объединяются в рамках государственных институтов, ведомые самыми разнообразными мотивами (Lachmann, 2010, р. 62–66 and passim). В то время, когда государства «увеличивают свою инфраструктурную власть <…> [то есть] институциональный потенциал центрального государства <…> пронизывать собой свои территории и логистически реализовывать принятые решения», «партии гражданского общества» точно так же накапливают потенциал по «контролю над государством» (Mann, 1993, р. 59). Мы не можем остановиться лишь на прослеживании тех методов, какими государство способно контролировать гражданское общество; нам нужно проследить, каким именно образом политическая власть и конфликты перетекают из гражданского общества в множественные институты государства, начиная разворачиваться вокруг них.