Казанова исследует, как «писатели должны создать условия для своего “появления”, то есть для литературной известности» (Casanova, [1999] 2004, р. 177; Казанова, 2003, с. 202). Однако они стремятся создать эти условия в мире неравенства, мире, в котором отдельные литературы и языки благодаря относительно долгой истории своего существования имеют возможность претендовать на почетную мантию классицизма. Французская, итальянская и английская литературы были первыми литературами на родных языках, которые успешно оспорили господство латыни, а с ним и господство клерикального образа мышления и выражения.
Казанова показывает, как старейшие литературные традиции способны определять условия, в рамках которых оцениваются новые писатели. Критерии литературной значимости задаются в центрах мировой республики литературы, прежде всего в Париже и Лондоне, чьи переводчики и критики решают, какие периферийные произведения достойны перевода на французский и английский языки, универсальные языки литературы. Непереведенные авторы сталкиваются с невозможностью привлечь внимание за пределами своих родных стран. Например, в Соединенных Штатах Фолкнера фактически не знали и не ценили до тех пор, пока за него как великого литературного новатора не вступился Сартр и не устроил перевод его произведений на французский язык. Вслед за этим он получил Пулитцеровскую и Нобелевскую премии. Внимания парижской критики Набоков удостоился сначала за свои русские произведения, переведенные на французский язык. Гао Синцзянь, первый и пока единственный китайский писатель, удостоившийся Нобелевской премии (в 2000 году), является гражданином Франции и живет в Париже.
Казанова (в истинно французской академической манере) пространно (и убедительно) пишет о том, почему именно Париж, а не Лондон или Нью-Йорк, остается литературной столицей мира, несмотря на упадок французской литературы. Власть критиков и переводчиков Парижа усиливается, по ее мнению, его философами литературы — например, Фуко, Деррида и Лаканом, — даже если их идеи отстаиваются главным образом на факультетах литературы американских университетов. Лондон тоже является центром, но только для писателей из бывших британских колоний, и поэтому там не так уж и много переводной литературы. Нью-Йорк, по ее мнению, это просто-напросто коммерческий центр, где переводят и читают лишь немногих иностранных авторов и где на смену истинному новаторству пришел некий «комбинированный показатель» модернизма в художественной литературе.
Стремясь привлечь интерес широкого читателя, авторы этих романов используют все популярные средства, изобретенные еще в XIX веке для приключенческих романов и романов с продолжением. В любом из них можно найти элементы полицейского, авантюрного, любовного, производственного, мифологического, исторического и многих других жанров. Пишутся даже романы о романах по примеру Борхеса (Casanova, [1999] 2004, р. 171; Казанова, 2003, с. 197).
В этом месте вы можете вставить свои собственные примеры такого бастардизированного сочинительства. Казанова же отпускает колкости в адрес Дэвида Лоджа и Умберто Эко.
Писатели с периферии сталкиваются с двойным препятствием: во-первых, их произведения выходят на языках, которые знают лишь немногие иноязычные читатели, а во-вторых, их воспринимают как безыскусных бытописателей провинции. Немалая часть книги Казанова посвящена выявлению тех методов, которыми пользуются периферийные писатели для развития национальных литературных пространств и для продвижения своих собственных карьер. «Ассимиляционисты» отрываются от национальных корней, национальных тем и родного языка. Обычно эта стратегия не приводит к успеху; эти писатели заканчивают во мраке безвестности как у себя на родине, так и в литературном центре. В случае же успеха такие писатели становятся голосом периферии в центре, как, например, Найпол.
Вместо этого периферийные писатели могут пойти национально-самобытным путем и попробовать поднять престиж своего писательства, расширяя литературное пространство в своих родных странах. Эта стратегия, развитая немецким писателем Иоганном Гердером в конце XVIII века, начинается с создания классической литературы на родном языке страны. Отчасти это осуществляется посредством перевода великих произведений иностранной литературы, созданием заимствованной классической традиции. Первые авторы нередко консервативны по стилю, и поэтому за границей не привлекают большого внимания. Их жертвой закладывается фундамент для писателей, революционных по стилю: некоторые сочетают высокий язык с просторечием, как, например, Марк Твен, который является изобретателем американского английского как литературного языка. (Рабле совершил тот же подвиг в случае с французским языком, как показал Михаил Бахтин.)