— А всем мужчинам нравится грудь? — расспрашивала Колин дальше.
Видимо, она допекла Мэтью.
— Колин, почему бы тебе не обсудить все это с доктором Майк?
— Потому что она не мужчина, — решительно ответила девочка. — А как насчет того, чтобы потрогать? — продолжала она. — Это нормально, что мальчики щупают девочек?
Мэтью вонзил топор в колоду.
— Кто это сделал? Я его убью!
— Нет! — воскликнула Колин. — Я просто хочу узнать. Я хочу узнать, почему мальчики это делают или хотят делать.
Мэтью снова покраснел. Он надвинул свою шляпу пониже на лоб и вздохнул.
— Потому что женская грудь такая мягкая и нежная. — Он запнулся, но сестра продолжала смотреть на него с ожиданием. — И если девушка тебе по-настоящему нравится, то это в порядке вещей, если трогаешь ее грудь, — добавил он, немного подумав.
— При условии, если девушка тоже находит это в порядке вещей, — довершила Колин. И зашагала в дом.
Между тем было уже довольно поздно. Микаэла дольше, чем обычно, задержалась в больнице, но, к счастью, это не было вызвано серьезным поводом. Просто было много ее обычных пациентов— пожилых мужчин и женщин, для которых посещение врача стало уже привычкой. При этом они нуждались не столько в медикаментах, которые прописывала им Микаэла, сколько в беседе с этой понимающей, добросердечной и умной женщиной.
Такие дни без тяжелых случаев Микаэла любила больше всего, потому что она, как и прежде, принимала слишком близко к сердцу, если кто-нибудь из ее пациентов заболевал серьезно. Болезнь ее подруги Дороти Дженнингс заставила ее по-настоящему страдать.
Доктор Куин как раз чистила и сортировала инструменты, которые использовала в течение дня, когда в дверь постучали.
В мягком свете осеннего вечера блеснули шелковистые рыжие волосы пациентки доктора Майк.
— Дороти! Как я рада, что вы пришли! — бросилась Микаэла навстречу подруге.
— Да, — ответила миссис Дженнингс в некотором смущении, проходя в приемную, — я дала Лорену обещание. Он хотел, чтобы я по крайней мере выслушала ваш диагноз.
Доктор Майк усадила пациентку и потом сама села напротив нее у письменного стола.
— Значит, вы считаете, что это может быть рак? — без обиняков приступила Дороти к главной теме.
— Ну, это может быть как злокачественная, так и доброкачественная опухоль, — ответила доктор Майк.
Миссис Дженнингс понимающе кивнула.
— И… и как же это лечится? Микаэла коротко вздохнула.
— Есть только один метод, на который можно положиться. Опухоль удаляют оперативным путем.
— То есть исходят из того, что опухоль злокачественная?
— У нас, к сожалению, нет методов, чтобы с точностью определить это, — призналась Микаэла. — Поэтому я должна исходить из худшего и рекомендовать радикальную форму лечения.
Дороти смотрела на нее с недоверием.
— А если поточнее?
Микаэла отвела глаза, чтобы не натыкаться на испытующий взгляд подруги.
— Опухоль удаляется вместе с окружающими тканями.
— Вместе с окружающими тканями? Что это значит?
— Это значит, что… — Микаэла смолкла, затем сделала новую попытку — Это значит, что грудь должна быть удалена.
Миссис Дженнингс в ужасе отпрянула.
— Нет! На это я не смогу пойти!
— Но это ваш единственный шанс, — пыталась убедить ее Микаэла. — Удалив опухоль, нам удастся избежать серьезных осложнений. А без операции вам может грозить смертельный исход.
Дороти молча уставилась перед собой.
— Но это значит, что я перестану быть настоящей женщиной. И люди будут на меня смотреть как на уродца. А ведь я всегда гордилась своей фигурой.
Она подняла голову и посмотрела на Микаэлу своими светлыми глазами.
Доктор Майк смотрела на лежащий перед ней анатомический атлас.
— Но ведь можно использовать подкладную грудь. Никто ничего не будет знать. На мой взгляд, вовсе не это делает нас настоящими женщинами.
— Но это будет совсем другое, незнакомое чувство. И я перестану существовать для мужчин. — Дороти подняла голову еще выше. — Я вскормила этой грудью моих детей. Не знаю, представляете ли вы себе, что это значит.
Микаэла опять вздохнула.
— У меня нет своих детей, но я могу себе представить, как тяжело вам принять такое решение. — Она сделала паузу. — Но какая цена может быть чересчур высока, если речь идет о спасении жизни?
Дороти нервно водила пальцами по кромке стола.
— А что будет после операции?
— Поначалу, может быть, вы не так свободно будете двигать правой рукой, — разъяснила Микаэла. — Но со временем пройдет и это. Что же касается груди— там будет сделан разрез, от которого впоследствии останется шрам.
— И… и что еще? Как грудь будет выглядеть?
— Заранее трудно сказать, — уклонилась от ответа доктор Майк. — Но вы должны рассчитывать на то, что она будет плоской, и вы будете выглядеть снова как юная девочка.
Дороти вздохнула.
— Принять такое решение нелегко. К тому же вы не можете сказать заранее, злокачественная ли это опухоль. Может быть все это вообще излишне.
— А может быть, и так, что это ваш единственный шанс прожить дольше двух лет. — Микаэла при всем желании никак не могла понять, почему ее подруга так долго колеблется. — Не знаю, Дороти, легче вам будет от этого или нет, но я бы на вашем месте сразу согласилась на операцию.
Миссис Дженнингс взглянула на Микаэлу с испугом. Как будто кто-то разбудил ее от глубокого сна.
— Но речь идет не о вас, Микаэла. Речь идет обо мне, и свое решение я приму только сама.
С этими словами она поднялась.
— Прошу вас, Дороти, подумайте обо всем этом хорошенько! — сказала Микаэла вдогонку своей пациентке.
Миссис Дженнингс обернулась от двери и посмотрела на Микаэлу пронзительным взглядом. — Вряд ли мне удастся не думать об этом.
Глава 7
ХОД ВРЕМЕНИ
Когда Микаэла вернулась в этот вечер домой, дети уже спали. На столе для нее был оставлен ужин, а в камине дотлевали последние угли— к этому времени осенние вечера уже ощутимо похолодали, — однако гостиная маленького деревянного дома казалась пустой и одинокой.
Доктор Майк поставила свою сумку и опустилась в кресло-качалку. Разговор с Дороти утомил ее больше, чем весь прошедший день.
Легкий вздох заставил ее насторожиться. Она поднялась и прошла в угол комнаты, где занавеской был отгорожен закуток для умывания. Именно оттуда исходили эти звуки. Она отвела занавеску в сторону и увидела перед умывальным комодом Колин. Обнажившись по пояс, та перетягивала грудь бинтами, взятыми в больнице Микаэлы.
Вначале Микаэла опешила и не знала, что сказать.
— Колин, ради всего святого, что ты здесь делаешь? — вырвалось у нее.
— Я не хочу, чтоб она у меня была, — ответила девочка, продолжая затягивать бинт. — Она у меня больше, чем у остальных девочек в классе, и все мальчишки дразнятся из-за этого.
Доктор Майк растерялась.
— Но, Колин… — Она запнулась. — Это же обыкновенное телесное развитие. У всех девочек когда-то вырастает грудь.
Долго копившиеся слезы хлынули из глаз Колин.
— Но хотя бы не росла так быстро! — воскликнула она. — Мальчишки все время пялятся на мою грудь. А сегодня нарисовали на доске ужасную карикатуру на меня.
Микаэла нежно обняла девочку за плечи и вывела ее в гостиную, усадив на кровать и устроившись рядом с ней. Потом немного ослабила бинты, чтобы девочка могла хотя бы свободно дышать.
— Понимаешь, это у мальчишек такая фаза. Я бы даже сказала, что они не виноваты, это происходит помимо их воли. В сущности, они делают это лишь потому, что находят женскую грудь очень красивой, но не решаются это признать.
Колин всхлипывала.
— Я не верю, что они находят ее красивой. Они считают, что она выглядит по-дурацки. И я сама себе кажусь уродом.
— Ах, Колин, очень многим приходилось и приходится так же, как тебе, — ответила Микаэла и погладила девочку по белокурым волосам. — Большинству девочек хочется выглядеть как-нибудь иначе. Я, например, в твоем возрасте мечтала о кудрях.