Нет, не зря Петрарка не искал встреч с Лаурой. Он, возможно, их даже боялся. Погруженному в любовь-мечтание страшен диссонанс между реальностью и иллюзией, неведомо творческое созидание живых отношений. И Петрарка предпочел стихи и – параллельно – объятья, грешные и горячие, с другими, более доступными ему женщинами. А иные одинокие мечтатели уходили в монастыри. Гармоничной любви на таком основании людям не создать.
Но, конечно, не виноват Петрарка, несчастный и счастливый поэт средневековья. Он ведь весь в том времени, когда чувственную любовь гнали из жизни людей, и в такое время пел ей славу, возвеличивал ее радости, пусть не разделенные с любимой, но радости оттого, что он, Петрарка, сам любил. И не иссякал в поэте источник любви даже в старости. Любовь Петрарки наполнена состраданием к Лауре, восхищением Лаурой, принятием ее такой, какой она была и становилась, красивой, старой, мертвой. Душа поэта узнала радости и печали любви, чувства Петрарки проникнуты любовной эротикой, но счастья слияния в любви гармоничной Петрарка не узнал. Не мог он сказать: «Ты – это я, я – это ты».
Такую любовь, вернее, такое направление в защиту любви, диктовало Петрарке его время, презирающее тело как вместилище адских сил и дьявольских козней. Петрарка и воспевал любовь как радость духовную, как источник жизни и творчества, как счастье и горе, пронизывающие его душу. И поэтому поэт современен, поэтому он и восхищает, мы находим в сонетах Петрарки воплощение переживаний, сомнений и веры и любовь, присущие человечеству.
И все-таки любовь Петрарки не идеал. Любовь поэта, во мраке восставшего в защиту любви, искорежена средневековыми запретами. Любить как Петрарка – это счастье, но не счастье вдвоем. Петрарка испил не все радости из чаши любви. И поэтому не надо портить себе жизнь подражанием Петрарке, возведением его в ранг великих магов любви. Не маг, а счастливый несчастный – вот кем был Петрарка.
И еще. Любовь как у Петрарки к Лауре – лишь один из этапов любви двоих. Это благодатный, счастливый первоначальный этап вынашивания собственной любви, период ее созревания, пока не заполнит любовное чувство все существо человека, всего его, каждую его клеточку. Миновать этап любви в себе, когда достаточно еще только того, что есть на свете любимая и большего не нужно – значило бы лишить свое чувство времени, нужного ему, дабы набрало оно питательных соков, подвергнуть его опасности недозревания и преждевременного увядания. Но оставаться навечно в начале любви, не сделать свое чувство чувством вдвоем – значит исказить любовь.
Где-то я прочла: слишком быстрая отдача друг другу убивает любовь. Автор, наверное, прав. Но и «неотдача» друг другу тоже убивает.
О таком очень печальном исходе истории любви двух влюбленных поведал однажды Джек Лондон в великолепном рассказе «Когда боги смеются». Помните – юноша и девушка пожелали обмануть природу и самих себя и продлить до бесконечности свое сладостное желание в крови и потому не отдавались друг другу. Но в одно прекрасное печальное утро они проснулись с пустыми сердцами и холодом в теле. Любовь умерла голодной смертью, не поддержанная живительным напитком из волшебной Чаши.
И еще. Человек, превративший любовь «в себе» в привычное отношение к любимому и не находящий путей к любви вдвоем, подвергается опасности закрепить в себе разрыв между мечтой и реальностью, может лишить себя способности к любви земной.
А кто не испытал иных разочарований – шел на свидание, полный любви, в предвкушении счастья, а дошел – и все погасло? То, что было в душе и теле, умерло в присутствии другого – любимого.
Вот и может показаться, что хранить в себе состояние любви на воспоминаниях порой сладостней, богаче эмоциями, чем новая встреча. Разве так не бывает? Вообще найти себя друг для друга, отыскать дорогу в царство волшебной Чаши – не из легких задач.
Нужен труд души, разума и тела, нужна любовь как творчество на всех уровнях потребностей личностного общения. Нужно творчество вдвоем, друг подле друга, ради сотворения гармоничного «Мы». Нужно сотворчество и двух тел – талант любви.