И дочь, к великому зрительскому разочарованию, не являет трогательного образа молодой невесты, до седых волос ждущей мертвого жениха. Нет, девочка выходит замуж, быстро и решительно, а главное счастливо.
В фильме торжествовала любовь к людям, любовь к жизни, любовь к любви.
Если мертвого любимого, без которого жизнь кажется невозможной, мы часто призываем чтить и не забывать во веки веков, то иначе, совсем иначе обычно складываются отношения в другой ситуации кризиса любви – тогда, когда не умирает, а уходит один из двоих, уходит не в смерть, а к другому человеку.
Когда смерть – мы ратуем за продолжение любви, а если разлюбил – на помощь призывается ненависть, часто лютая, неудержная, самозабвенная, а главное – мстительная. Женщина иногда даже говорит: «Уж лучше бы он умер». И это, к сожалению, понятно. Когда уносит любимых смерть, несчастье приходит извне и можно проклинать судьбу, но любить и любить, пока любовь сама не уйдет. А в этой ситуации тот, без которого жить невозможно, причиняет неимоверную, невыносимую боль. Разве с таким несчастьем можно справиться? И содрогаются сердца, охваченные обидой, мечется разум, неспособный понять истоки чудовищной несправедливости. И в судорогах злобных, чернящих мир чувств, начинается агония любви.
Переход из огня любви прямо в пламя ненависти, резкая смена оценки любимого – человечески понятный выход из кризиса любви. Но он и опасен для принимающего ненависть за лекарство от неразделенной любви.
В глазах, наполненных ненавистью, исчезает человечное видение другого человека. В сердце, наполненном ненавистью, погибают доброта, доверчивость, вера в людей другого пола.
И, наверное, стоит готовить молодых и немолодых не только к любви и браку, но и к умению без трагических невосполнимых потерь и обеднения своей души переходить от чувства «Без тебя я не могу жить» к позиции «Без тебя я и жить могу, и даже быть счастливым».
На уровне удовлетворения потребности в безопасности тоже может возникнуть кризисная ситуация любви. На этом уровне любящие ощущают свое чувство как защищенность. «С тобой мне ничего не страшно», – такую мы избрали формулу для выражения этого состояния.
Может случиться, что ощущение «С тобой мне ничего не страшно», умножающее жизнестойкость любящего, обернется в душе и обратным «Мне страшно без тебя», превратится в лишение человека той самостоятельности, тех жизненных сил, которыми он обладал, пока не любил. Тогда возникает тягостная зависимость от другого, чувство потерянности в мире. Тот, кто сдается зависимости, становится рабом любимых, даже если рабства никто не добивался. Рабская зависимость рождает унизительное чувство невладения собой, и на этом фоне возникает опасность болезненных реакций, неоправданной требовательности, ревнивого чувства собственности, и борьба за право полностью распоряжаться личностью другого, от которых этот другой теперь готов бежать куда глаза глядят. Удовлетворение подобных притязаний в конце концов всегда оказывается нереальным и человек, попавший в зависимость, либо вечно воюет со своим душевным напряжением, молча и тягостно для себя, чтобы не выдать постыдного груза собственной несвободы, либо требовательно, но тщетно пытается утолить свою ненасытную жажду быть подле, ощущать поддержку, защиту, что, в свою очередь, начисто лишает партнера способности защищать. Зависимый человек – нервозный до крайности субъект, и любить его трудно. Он обидчив, несправедлив, резок.
Однако, определенной доли психологической зависимости друг от друга не избежать в любви. Та боль, что возникает в сердце от одной только мысли об утрате любимой – надежная цепь, которой Афродита приковывает двух любящих друг к другу.
Не случайно М. Цветаева определяет чувство любви именно как боль:
Зависимость, ставшая неутолимой страстью, превращает общение любящих в сплошную нервотрепку. Тогда кризис и может перейти в умирание любви.