Тенденция искать костыли и подпорки для своих идей, конечно же, не ограничивается теми, кто занял ошибочную позицию. Когда Галилей утверждал, что Земля вращается вокруг своей оси, он хорошо осознавал тот факт, что если это так, то на экваторе должен дуть круговой ветер со скоростью 1000 миль в час (согласно системе знаний того времени), однако такого ветра не было. Более того, теория Галилея предсказывала, что летом и зимой Земля будет находиться в разных положениях. Таким образом, угол наблюдения звезд на небосклоне должен меняться при смене сезона (параллактический сдвиг). Когда были проведены измерения, никакого параллактического сдвига не обнаружилось, что выглядело веским доводом против гелиоцентрической системы. Однако в ответ Галилей сказал, что звезды находятся настолько далеко, что такой сдвиг будет неизмеримым имеющимися инструментами. В то время это, должно быть, выглядело как суета в попытках спасти гипотезу. Современники Галилея не могли измерить, насколько далеки звезды; соответственно, его ответ выходил далеко за рамки проверяемости.
Но вся штука в том, что Галилей оказался прав, а Блондло — неправ[241]. Первый считается одним из величайших ученых всех времен. Ученые пытаются выяснить, как Галилей пришел к своему открытию, а Блондло высмеивают за его ошибки[242]. Однако, по сути, они занимались одним и тем же. Они влюбились в свою гипотезу и старательно отвергали доводы, которые опровергали ее, одновременно развивая идеи, которые ее поддерживали. Тот факт, что Галилей был прав, а Блондло ошибался, является случайностью, а не отличительным признаком. Ученый, как и любой другой человек, может влюбиться в свои идеи и упорно придерживаться их, несмотря на опровержения. Люди обычно не мыслят по-байесовски; они не занимают беспристрастную позицию и не корректируют относительное убеждение по мере поступления новых данных. Напротив, они являются преданными концептуальными моногамистами, которые не решаются, а во многих случаях и не желают разводиться со своими интеллектуальными супругами[243].
Как и для каких целей научное сообщество использует байесовское мышление
Научное общество смягчает последствия небайесовского мышления отдельных ученых и их склонности влюбляться в свои идеи и хранить им верность даже перед лицом огромного количества опровержений. Как проницательно заметил Томас Кун, новые идеи и парадигмы редко принимают, потому что старая гвардия убедилась, что они ошибочны; скорее, приходит молодое поколение, воспитанное в контексте новой идеи, а старая гвардия в конце концов умирает. Поскольку научные общества со временем расширяются, новые мыслители постоянно знакомятся с парадигмами и могут иначе взглянуть на мышление и данные, не будучи подверженными предубеждениям предыдущего поколения. Поэтому научное сообщество со временем смягчает близорукую и трагическую преданность, которую отдельные люди (или даже группы) могут проявлять по отношению к ошибочной идее.
Как указывал Кун (и другие), существенной частью научных парадигм и обществ является процесс внушения людям этой парадигмы. Процесс научного образования в определенной области науки состоит из изучения языка этой области, определений научных объектов, используемых схем категоризации, аксиом и предпосылок, а также системы убеждений. Для профессиональных ученых не существует tabula rasa — чистого листа; студент получает предметные знания о научной области через фильтр настоящего. Чрезвычайно трудно, почти невозможно начать карьеру иконоборца. Завоевание авторитета само по себе подразумевает интеллектуальные атаки в адрес доминирующих парадигм. Те молодые провидцы, которые действительно совершают великие прорывы, обычно обучаются у именитых и хорошо зарекомендовавших себя членов истеблишмента и часто проводят свои бунтарские исследования под их защитой.
241
По крайней мере, согласно нашему нынешнему пониманию, которое может измениться в будущем, как и природа науки.
242
Фишер является здесь любопытным исключением, поскольку он однозначно считается великим светилом в теории статистики, но его конкретная гипотеза о том, что рак вызывает курение, безусловно, стала объектом насмешек.
243
Следует отметить, что я сосредоточил внимание на великих светилах науки, а не на ученых-последователях, поскольку я обращаюсь к историческим аргументам, которые сосредоточены на светилах. Как я говорил в предыдущей главе, это может быть ошибкой. Однако существуют лишь ограниченные исторические свидетельства о том, как ведут себя ученые-последователи, индивидуально или в среднем. Эта ситуация может быть исправлена в будущем.