Помните пример, когда ваша машина не заводилась и для устранения проблемы применялось гипотетико-дедуктивное мышление? Если кто-то выдвинет предположения, что проблема кроется в аккумуляторе, стартере или зажигании, то можно проверить каждое из них напрямую. Однако если кто-то предположит, что машина не завелась, потому что этому препятствует дух Элвиса Пресли, как можно проверить такую гипотезу? Из такой предпосылки невозможно вывести предположение о наблюдаемом результате, и, следовательно, нет возможности проверить предсказание гипотезы. Конечно, можно было бы помолиться духу Элвиса, а потом посмотреть, заводится ли машина, — это было бы своего рода проверкой теории. Однако, как указал Поппер, если машина не завелась, это произошло бы потому, что дух Элвиса по-прежнему не хочет, чтобы она заводилась, а если завелась, то лишь потому, что Элвису понравилась молитва, и его дух разрешил завести машину. Любой исход оправдывает существование духа Элвиса, управляющего автомобилем, и никакой исход не может заставить нас изменить сеть убеждений[82]. Если все результаты подтверждают идею и никакие доказательства не могут ее опровергнуть, значит, гипотеза непроверяема[83].
Мы сейчас говорим не о том, существуют ли боги, демоны, дух Элвиса и влияют ли они на мир. Речь о том, что наука не может оценить такие утверждения. Именно по этой причине в научной сфере нет места сверхъестественным сущностям — не потому, что они не нравятся как концепция, а потому, что с ними ничего не поделаешь с научной точки зрения. В этом вопросе наука не является скептиком; скорее, наука должна просто молчать. Если утверждения о научных доказательствах звучат из уст тех, кто изучает сверхъестественное, тогда наука может заявить, что утверждения не имеют «научной ценности», но это отличается от утверждения, что они «не имеют ценности», — они просто не научные. И наоборот, те, кто отрицает существование Бога, даже профессиональные ученые, не делают этого с научной точки зрения. В лучшем случае они могут возражать против использования ненаучного мышления для выдвижения определенных утверждений, а это другой вопрос. Однако если они отрицают существование Бога, они не делают этого с научной точки зрения; это не та проблема, которую наука может решить.
Чрезвычайно важно признать, что эта позиция науки не была кем-то выбрана; фактически она была навязана науке самой природой того, как работает наука, и той ролью, которую последовательность ГДМ играет в формировании сети убеждений. Неспособность науки изучать сверхъестественное (боги или небожественные существа, такие как Сананда) объясняется способностью сверхъестественного произвольно изменяться без каких-либо изменений в любой другой части сети верований. Другими словами, сверхъестественное не подчиняется правилам. При одних и тех же начальных условиях и при одних и тех же базовых и вспомогательных гипотезах сверхъестественное может вести себя как угодно[84]. Более подробно мы поговорим об этом в главе 5.
Заблуждения человеческого разума (ученые — тоже люди)
Формальная дедукция имеет очень специфические требования и свойства, как описано в главе 1. Хотя гипотетико-дедуктивная модель составляет описательную основу науки, во многих случаях связь, которую практикующие ученые устанавливают между гипотезами и предсказаниями, безусловно, является разновидностью рассуждений, но не соответствует формальным определениям дедукции. Это особенно верно в случае более сложных систем: чем сложнее система, тем труднее поддерживать логическую последовательность дедукции. Человек может выстроить замечательную ГД-конструкцию для конкретного и строго управляемого эксперимента, но как только он привносит в систему переменные реального мира, вводя многочисленные сложности и неопределенности, вероятность сохранения формального вывода тает на глазах. Тем не менее система знаний должна обладать способностью использовать различные рассуждения, чтобы делать проверяемые прогнозы, и если прогнозы не верны, те же самые рассуждения должны приводить к изменению сети убеждений. Такую модель можно было бы назвать гипотетико-предсказательной, а не гипотетико-дедуктивной, чтобы подчеркнуть, что рассуждения приводят к предсказаниям, даже если не соответствуют формальному определению дедукции. Я продолжу использовать термин «гипотетическая дедукция», признавая при этом, что формальная дедукция не всегда имеет значение. Однако рассуждения, безусловно, играют важную роль. Это означает, что ошибка в наших рассуждениях может быть одной из причин утраты последовательности ГД и внесения изменений в сеть убеждений — не потому, что неверна гипотеза или наблюдения, а потому, что в рассуждения вкралась ошибка, и наши предсказания на основе гипотезы не соответствуют реальности. Но нам не нужно особо беспокоиться об этом, потому что люди (и особенно профессиональные ученые) — мыслители с высоким интеллектом и способностью ясно оценивать ситуацию, не так ли?
83
Данное рассуждение не объясняет, почему наука не может изучать сверхъестественные вещи, не основанные на познании. Этот вопрос будет более подробно рассмотрен позже.
84
Может показаться, что данный аргумент поддерживает утверждение о том, что психология человека не может считаться наукой, поскольку люди обычно понимаются как сущности, обладающие свободной волей. Во-первых, мы должны отметить, что изучение психологии человека сосредоточено на вопросе о том, как функционирует человеческий разум, а не на попытках выяснить, существуют ли люди на самом деле, исходя из явлений, которые могут быть приписаны не наблюдаемой другими способами человеческой сущности. Однако, допуская, что люди действительно существуют и обладают свободой воли, приведенный выше аргумент все же предполагает, что психология не может называться наукой, поскольку она имеет дело с невещественными явлениями. Это, вероятно, было бы правдой, если бы изучение людей ограничивалось анализом отдельного человека в естественном мире и без экспериментального контроля, во многом как отдельное сверхъестественное познание или единственный случай Сананды. Однако психология как наука обычно не строит и не проверяет свои теории на отдельных людях; напротив, она сопоставляет разные экспериментальные группы людей в условиях, в которых переменные могут быть изолированы, и уделяет особое внимание распределению вероятностей. Например, психология может сделать вывод, что определенный процент людей будет страдать от посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), после того как подвергнется определенному типу травмы, но предсказать, у каких конкретно людей будет или не будет развиваться посттравматическое стрессовое расстройство, заранее невозможно. Точно так же, когда люди (как группа) подвергаются тестам на рассуждение и познание, они обладают предсказуемыми тенденциями; однако можно сказать только то, что люди склонны делать, а не то, что отдельный конкретный человек будет делать в данных обстоятельствах. Таким образом, может быть научное изучение правил человеческого познания применительно к популяции, но не точное предсказание поведения одного человека. Этот вопрос о том, как вероятность влияет на способность научных теорий предсказывать и контролировать, исследуется далее в данном тексте. Стоит учитывать, что нам редко (если вообще когда-либо) приходилось изучать популяцию богов. Существуют политеистические системы, но, как правило, все боги разные. Однако если бы у нас был доступ к нескольким тысячам примеров бога определенного типа или даже к нескольким тысячам примеров различных представителей вида Сананда, и мы могли бы провести повторное исследование того, как они действуют в различных контролируемых обстоятельствах, и оценить вероятности результатов и последствий, и тогда, возможно, получится внести сверхъестественные или инопланетные познания в сферу научных исследований. Даже повторный доступ к одному богу, снова и снова, для изучения того, как бог реагирует с течением времени, может дать некоторый прогресс. Конечно, по-прежнему существует требование, чтобы основное поведение существа, по крайней мере, каким-то образом регулировалось правилами и чтобы существа сотрудничали с нашими исследованиями. Тем не менее если эти требования будут выполнены, здесь может найтись место и для науки.