Как приблизить науку к реальности и сохранить лицо
Как я уже говорил, цель моей книги — превратить повсеместные преувеличения в реалистичное и, следовательно, более обоснованное описание науки. Несмотря на свои достижения, способность науки предсказывать природу всегда ограничена множеством способов. Научные предсказания и выводы никогда не бывают на 100 % достоверными, никогда не бывают идеальными, определенно никогда не бывают безошибочными — в науке ничто никогда не «доказано» в строгом смысле этого слова. Даже факты, которые наука называет «законами природы», сами по себе изменчивы, если возникает более позднее понимание, требующее их доработки или даже полного опровержения. По иронии судьбы, в сочетании с другими свойствами (а это ключевой момент!) именно признание собственных ограничений и недостатков составляет величайшую силу науки.
Есть много систем убеждений, которые дают гораздо лучшее объяснение опыта, чем наука. Действительно, некоторые системы могут объяснить устройство и причины всего сущего; наука не делает таких заявлений, и те, кто полагает, что наука в настоящее время преследует такие цели, ошибаются. Другие системы заявляют, что знают абсолютные истины; современная наука — нет, и в этом смысле Легенда науки действительно мертва. Если вашей целью является концептуальная структура, с помощью которой вы можете комфортно объяснить весь мир и весь опыт, если вам неудобно (или даже просто не нравится) бороться с невежеством и заблуждениями в долгосрочной перспективе[11], тогда наука не ваш инструмент. Вы можете спросить, почему же тогда следует предпочесть науку другим системам, сулящим готовые истины и объяснения? Ответ заключается в том, что если ваша цель — способность предсказывать и контролировать природу, то именно наука, которая не может объяснить окружающий мир с полной уверенностью других систем убеждений, успешно занимается этим каждый день. Понимание того, как эта несовершенная система может регулярно делать невероятно правильные прогнозы лучше, чем любой другой подход к знанию из ныне известных, и вопреки тому, как это привык делать обычный человеческий разум, — вот цель данной книги.
Часть I
Глава 1.
Проблема знаний, или Что мы действительно можем «знать»?
И поскольку никто не удосужился объяснить обратное, он считал процесс поиска знаний напраснейшей тратой времени.
В чем заключается проблема знания
Фрэнсису Бэкону, одному из корифеев современной науки, приписывают слова «знание — сила». С тех пор, как Бэкон произнес эти слова, стало совершенно ясно, что люди столкнулись с очень выраженной и трудной проблемой знания. У нас есть фундаментальные пробелы в понимании того, как мы приходим к знанию, и хотя наличие проблемы знаний общепризнано, ее масштаб редко оценивается и еще реже обсуждается. На первый взгляд такое заявление может показаться нелепым. Какая проблема в том, чтобы сказать, что кто-то что-то знает? Я знаю, где я и что делаю. Я знаю имена и лица моих друзей, семьи и знакомых. Я знаю, как водить машину, как готовить (по крайней мере, немного) и как оплачивать счета. В самом деле, чтобы ориентироваться в повседневной жизни, нужно «знать» множество вещей.
Проблема знания в ее классической форме — это не отрицание знания того, что вы наблюдали, или освоенных вами приемов. Никто не сомневается, что вы знаете, что у вас есть машина, что вы женаты или что вы владеете коллекцией сувенирных тарелок с портретами Элвиса Пресли, которые вы унаследовали от бабушки[12]. Однако слово «знание» приобретает совсем другое значение, как только человек выходит за рамки непосредственных наблюдений или переживаний. Существенные проблемы возникают в тот момент, когда принадлежность к знаниям распространяется на вещи, которые не наблюдались в прошлом, не наблюдаются сейчас и вряд ли будут наблюдаемы в будущем. Отдельная проблема возникает, когда кто-то заявляет о знании отношений и связей между вещами. За последние два тысячелетия, по мере того как историки, социологи, антропологи и философы исследовали, как возникают, развиваются и исчезают претензии на знание, нарастало понимание того, насколько ограничены наши способности к познанию.
С древних времен люди ищут более высокую форму знания, которая могла бы претендовать на универсальность. Знание в его наиболее амбициозной форме состоит из фундаментальных истин, в которых мы можем быть уверены, в которых мы не можем ошибаться и никогда не сомневаемся. Факты и знания такого рода всегда можно считать истиной; нам больше не нужно беспокоиться об их достоверности, поскольку это несомненно так. Мы можем поместить их в папку с названием «Истина» на нашем компьютере и забыть о необходимости их пересматривать. В этом смысл знания в его крайней форме, и именно с этой формой связана наиболее заметная проблема знаний.
11
В книге «Неведение: как оно движет науку» приводится убедительный аргумент в пользу того, что наука фокусируется на неведении больше, чем на знании, — это ключевой компонент, который проявляется в большей части научной практики. Firestein S. 2012. Ignorance: How It Drives Science. Oxford, UK: Oxford University Press.
12
Классические философы потратили много сил и времени на споры о том, можем ли мы действительно что-то знать о внешнем мире. Однако в повседневной жизни принято считать, что наш опыт является отражением некой внешней реальности, которая действительно существует.