Шаги старшего вампира широкие, я еле-еле успеваю полу бежать за ним.
Вскоре мы останавливаемся у широкой двери. Простая деревянная дверь. И больше ничего.
— Стой тут. Жди, сейчас вернусь, — хмыкает, удаляется за дверь.
Киваю, прислоняюсь спиной к стене, мысленно мечтая о том, чтобы никто сейчас не прошёл мимо.
— Надо будет объяснить Шуу, что воровать чужие игрушки не хорошо~о… — осточертевший голос Шляпника врывается в сознание, как гром среди ясного неба…
Но я стою, не шевелюсь, мечтая теперь стать частью этой стенки.
— А ты чего стоишь, сучечка, — громовой шёпот вампира обжигает ухо. — Мы, кажется, ещё не закончили наш утренний концерт, не находишь? — шипит. Он зол. Очень зол.
Вжимаюсь в стену, скрестив пальцы, зажмурившись, но вряд ли это мне чем-то поможет. Рука Райто тянется к вырезу майки; ещё сильнее зажмуриваюсь. Он пытается вызвать ярость, буйство, но я молчу, кусаю губу, практически до крови, и молчу.
Он нащупывает маленький кулон, всего лишь половинка сердечка, символ дружбы…
Серебряная цепочка врезается в шею, а потом осыпается на землю вместе с кулоном. Резко распахиваю глаза, падаю на колени, подбираю единственное, что может связать меня с внешним миром, ведь телефон был вчера раздавлен ногой Шляпника.
Парень опускается на корточки рядом, как-то по-дружески треплет по волосам и с тёплой улыбкой говорит:
— На твоём теле не должно быть ничего, ничто не должно мешать мне любить тебя.
Приближает свою голову к моему уху, выдыхает и шепчет: — Можешь не надеяться, тебе не сбежать. Ты теперь наша пища, — клацает зубами возле мочки, заставляя отшатнуться и завалиться на спину.
— Лина, зайди сюда, выберешь что наденешь, — голос Шуу из комнаты — спасение, поднимаюсь, вытираю набежавшие слёзы и захожу в комнату самому адекватному из знакомых мне вампиров в этом доме. Этот, по крайней мере, не пытался меня изнасиловать или убить.
Райто кривит губы в разозлённой гримасе, во взгляде читается одно: мне не жить, когда мы останемся наедине.
И как мне отсюда выбираться?!
========== 4 ==========
— Ты моё спасение! — захожу в комнату Шуу и, наконец-то, выдыхаю.
Молчит. Копается в ящике, по лицу не видно ничего, но в глазах сияет фанатичный блеск, схожий с блеском Райто и Аято с утра… Что-то мне вся эта доброта перестаёт нравиться всё сильнее, но пути назад уже нет.
— На, вот тебе хоть бельё, — фыркает и кидает в меня чем-то связанным из полосок тюля, который часто для занавесок используют, шириной в сантиметр каждая!
— Простите? — ошалевшим взглядом изучаю «лифчик». — Это что вообще такое?! — поднимаю взгляд на абсолютно серьёзного блондина.
— Не нравится — мотай отсюда, — блеск из глаз исчез, видно, разочаровала я его. Вздыхаю, поправляю полотенце на бёдрах, думаю.
— Вот ещё бери, — кидает мне юбку, белую, точнее, она задумывалась белой, но она «стеклянная». А это значит, что надо — просвечивает, всё, что не надо — тоже просвечивает.
— И…И… Извращенец! — Срываюсь на писк, подпрыгиваю от гнева на месте. Эка наглость! В ТАКОЕ меня одевать?!
— Я сказал же. Не нравится — мотай отсюда, — встаёт перед носом, взглядом прожигая в моём лбу дыру.
— А нормальной одежды у вас нет? — смотрю в глаза, взгляд — а-ля «кот из Шрека».
— Всё остальное мужское, — кривит губы. — Да и никто из нас не даст тебе свою одежду.
— Даже если хорошо попрошу? — надежда в голосе наиграна. Я понимаю — моя жизнь точно оборвётся тут.
— Смотря кого и как, — наклоняется к уху. — За ночлег платить надо.
Зажмуриваюсь, наклоняю голову налево, давая обозрение на правую сторону шеи. От сгибания ранки начинают ныть и немного кровоточить, но вампира интересует свежая кровь, путь к которой сейчас проложат его клыки.
Снова чувствую себя раздавленной, сломленной, использованной.
Этот не пытался долго выбирать место. Он не мечтал о моих криках боли или осознания собственной низости. Ему была нужна только кровь, и я готова ему её дать.
Слабость накатывала волнами, глаза начали слипаться, ноги почти подкосились.
Не знаю, сколько мы так стояли, я — прижатая к двери и он — присосавшийся к моей шее.
И только когда сознание начало медленно, но верно меня покидать — он соизволил оторваться от моей шеи.
— Хорошая кровь, пожалуй, долго продержишься, — хмыкает, слизывает кровь, вытекающую из ранок, и ту, что накапала с левой стороны.
Не вижу ничего вокруг себя, не могу понять — у меня открыты глаза или закрыты? Тело отказывается держать вертикальное положение, и я падаю на пол. И остаюсь так лежать. Обморока нет и сил тоже.
Как сквозь вату слышу голоса, даже не разбираю чьи: один орёт на другого, другой лениво отвечает.
Чьи-то руки, кажется, знакомые по теплу начинают стягивать с меня полотенце и майку, пытаюсь брыкаться, но не могу пошевелить и мускулом. Холодок охватывает нагое тело, по коже бегут мурашки. Дальше натягивают что-то до ужаса тесное и неприятное на ощупь.
Меня закидывает кто-то на плечо, судя по краю шляпы, упёршимся в бок, — это Райто.
Несёт меня куда-то, кладёт на жёсткую холодную поверхность, вливает в рот какую-то кислую жидкость, которая заставляет меня отключиться.
***
Первое, что я слышу, придя в себя:
— Не хорошо чужие игрушки портить! — капризный голос Райто.
— Она общая, — ровный и спокойный голос, как оказалось, самого бесчеловечного вампира тут. Пусть и странно звучит. — И она всё слышит.
Ну что за нафиг, меня спалили.
— Ну, спасибо, Шуу! — фыркаю, поворачиваю спиной к голосам, пусть это и рискованно.
Звук захлопывающейся двери, вздрагиваю, ещё плотнее зажмуриваю глаза, кусаю губу, задерживаю дыхание.
— Какая же ты изменщица, сучечка, — горячее дыхание обжигает лицо, голос рыжего заставляет меня распахнуть глаза.
В миллиметре от моего, находится лицо Шляпника. Его черты лица кажутся ещё более хищными, чем раньше, — в глазах злость и раздражение.
— Ты думаешь, что я тебя боюсь? — пытаюсь добавить в голос ехидство, но он предательски дрожит.
— Я не думаю, я знаю, — ухмылка заползает на его лицо.
Поджимаю губы, задыхаюсь от ярости. Гад. Достал уже! Главное не шевелиться, просто не шевелиться и молчать.
Пальцы вампира приподнимают моё лицо за подбородок, заставляя показать шею, на которой с двух сторон имеются симметричные ранки.
— Не смей закрывать глаза, — заметив, что я снова зажмурилась, цедит вампир.
— Да кто ты такой, что считаешь, что имеешь право так со мной обращаться?! — сглатываю ком, появившийся в горле, пытаюсь разлепить ресницы, слипшиеся из-за набежавших слёз, губы дрожат… Как же мне противна моя жалкость.
— Я — хищник. Ты — добыча, — мелодичный голос, который стал настолько противен, что невозможно нормально терпеть.
— Почему именно я? Я ведь просто зашла… попросилась переночевать… За что?! — рычу, пытаюсь отползти от парня на другой край кровати, но кто бы мне дал это сделать? Правильно, никто.
— У нас давно не было подходящей пищи… — притягивает за подбородок ближе, заставляя испуганно сжаться. — Невест жертвенных уже пару месяцев не шлют, — глаза смотрят не на меня, а на мой страх, на моё плачевное состояние, которое отражается в крупной дрожи и слезах, катящихся градом по щекам. — А твоя кровь на удивление сладкая, — проводит языком по ушной раковине, заставляя вздрогнуть и поморщиться.
Сжимаю кулаки, костяшки пальцев, должно быть, уже побелели. Ногти впились в нежную кожу ладони, рисуя аккуратненькие кровавые полукруги.
Единственное моё желание — сбежать из этого рукотворного ада.
Вампир поворачивает меня на спину, нависая надо мной. А я просто закрываю глаза. Не вижу ни блеснувших в полусумраке комнаты клыков, не вижу фанатичного румянца и садистского блеска в глазах.