Вскрикиваю, когда клыки пронзают кожу на запястье, всхлипываю, когда они резко выходят из моей руки.
Прижимаю пострадавшую конечность к груди. Второй рукой закрываю рот, чтобы Шляпник не услышал больше ни единого всхлипа.
— На, телефон. Можешь сделать один звонок, но не смей просить забирать тебя отсюда, — кидает мне на живот трубку. — И утри слёзы, бесит. Смирись, ты — пища. Привыкай к такому образу жизни.
И дрожащими руками я начала набирать номер человека, который мог просто выслушать…
Она — моё последнее спасение, она сможет разделить со мной эту участь…
========== 5 ==========
Услышав дыхание подруги в трубку, я, не дождавшись приветственного «Алло?», начала рыдать:
— К-Кейт! Спаси! Я не выдержу этого! — удивлённый вздох донёсся с того конца трубки. — Они… они — вампиры… Они… Гадкие противные садисты… Кейт… Спаси~и! Этот извращенец в шляпе… — заинтересованный вздох. — Он меня до жути пугает своими домогательствами. И главное — я не могу ничего сделать, чтобы остановить его! Я уже ненавижу эту поездку и этот город в целом… Почему я тебя и маму не послушала и всё-таки поехала, а?! Из отеля меня выкинули, первый большой дом — оказался моей тюрьмой! Приезжай, пожалуйста, Кейт… — я тараторила так быстро, как могла, зная, что вампир в любой момент вернётся, и мои унижения продолжатся.
Выключив трубку, так и не услышав родного голоса подруги, обладательницы второй части кулона, я села на кровать и всё же удосужилась посмотреть, что на меня напялили эти извращенцы. Как оказалось: тот самый «недолифчик», поверх него прозрачная серебристая рубашка, трусики, сделанные по типу «недолифчика» и та самая «стеклянная» юбка. В общем, жить среди этих озабоченных — можно, на улицу — невозможно.
— Значит, пугаю, да, сучечка? — вампир уже сидел рядом — я уже привыкла к этой внезапности. — С того телефона, что я дал тебе, звонить можно лишь на один номер, — парень потряс второй, идентичной моей, трубкой и в голос засмеялся.
Я не ответила ничего. Нельзя сказать, что я предвидела это, и поэтому особо ничего не говорила, нет. Я, как дура, понадеялась хоть на единственную каплю доброты и сострадания в этом существе.
Встать оказалось на удивление легко, и это я только что помирала от кровопотери? Странно. Оборачиваюсь к кровососу:
— Сколько я была без сознания? — выгибаю одну бровь.
— Пару дней. И всё это время ты была тут беззащитна, — смеётся, а меня мутит, от осознания того, что могли они сделать со мной, пока я была без сознания.
Выхожу в коридор, надо же мне обследовать моё вре… вечное жилище.
Спускаюсь по лестнице; мне ужасно стыдно ходить перед кем-то в таком виде, но делать нечего. Отбросить смущение, отбросить самолюбие, включить наглость и защитную реакцию.
— Хм, а что будет, если поджечь этот особняк? — потираю подбородок, смотря на свечи.
— Ничего хорошего. Для тебя, по крайней мере, — недовольный и резкий голос. Оборачиваюсь и вижу беловолосого красноглазого вампира.
— Для меня смерть — лучший выход, а точнее — единственный, — хмыкаю, протягиваю руку. — Я — Лина, будем знакомы.
— Субару, — резко бросает, долго смотрит на протянутую конечность, а позже, взяв оную в руки, подносит запястье и впивается в него клыками. Слёзы брызгают из глаз, боль пронзает руку; кусаю губу, но одна боль уже давно другую не пересиливает…
— Ну вот и познакомились… — произношу, когда мою руку отпускают из плена.
Довольный вампир удаляется, не сказав более не слова.
— Странный… — иду вниз по лестнице, подхожу к ближайшему окну, смотрю сквозь него на улицу.
Сколько я уже не видела дневного света? Кажется, что невыносимо долго, а на самом деле всего три-четыре дня… Я всё ещё не могу до конца осознать того, что я тут навсегда, ну или пока не надоем.
Они заточили меня, потому что им каких-то «жертвенных невест» месяц не присылали, только это причина моих страданий.
Слёзы снова невольно катятся по щекам и я старательно прячу их под ладонями.
У меня не было особого резона вообще приближаться именно к этому дому, но… что-то таинственное меня сюда само приманило. То, что сейчас может в любой момент появиться из неоткуда, выпить крови и исчезнуть в никуда.
Кусаю губу; скоро прокушу, если не остановлюсь, но мне неважно.
Самое главное, ни с кем из пока что знакомых мне обитателей замка, я не чувствую, да и не смогу почувствовать себя кем-то важным, ведь я всего лишь пища, игрушка, для кого-то даже подстилка в потенциале. И я не могу ничего! Абсолютно ни-че-го!
Вздыхаю, чешу макушку. Надо бы помыться…
Помощь не придёт, ни одному из вампиров это не выгодно.
Хм, вампиров тут шестеро — я считала пары глаз, знакома я с четырьмя, и то отдалённо… У меня теперь есть планы на вечер! Найти и познакомиться с оставшимися двумя!
Хихикаю в руку, а я всё ещё полна оптимизма… Мда… Невольно вспомнился припев из песни, услышанный мной как-то раз по радио маршрутке:
Всё пучком, а у нас всё пучком,
Там, где прямо не проедем, мы пройдём бочком,
Всё пучком, а у нас всё пучком, там та-ра-ра-рам.
Но ведь не надо унывать, верно? Ага, не надо унывать, надо мной всего лишь надругаются и глумятся, всего лишь. Ха.
В животе невольно заурчало, всё же три дня ни маковой росинки во рту, не самое приятное ощущение.
Может найти кухню? А где её искать? А может хоть какую-то пользу поиметь с кровососов? Последний вариант мне как-то больше понравился, чем бессмысленное скитание по особняку в поисках пищи — заблудиться могу, в конце концов.
Разворот на сто восемьдесят градусов и моя цель — Райто — стоит перед моим носом.
— Как я понимаю, ты не появился сейчас, а не исчезал никуда вообще, да? — поворачиваюсь к нему спиной, скрывая красные от слёз глаза, мне и так хватает унижений, предстать ванильной плаксивой дурой перед мучителем — как-то не хочется.
— Правильно думаешь, стервочка, — противно протягивает рыжий.
— А теперь ты идёшь со мной, а точнее ведёшь меня на кухню и кормишь меня, — как можно наглее и увереннее произношу я. Ответом мне служит сдерживаемый смех Шляпника:
— Да кем ты себя вообще считаешь, а? — смешок. — Да хоть с голоду подохни, мне не будет ни горячо, ни холодно, — фыркает, заставляя меня немного призадуматься.
— Хм, не думала что ты настолько извращенец… — задумчиво поглаживаю подбородок, — насиловать голодную, полуобморочную худышку или труп — верх извращения, — хмыкаю. — Но раз тебе нрави-ится, не откажу в услуге, — не прокатит мой манёвр. От последней фразы готова промыть рот святой водой — и как я вообще такое смогла сказать?
Парень за моей спиной поперхнулся, видимо, представив, как я буду выглядеть, когда поголодаю ещё хоть пару дней.
— Это значит, что ты уже и не против насилия, да, мелкая шлюшка? — наклоняется к моему уху, снова дыша в оное. Неприятно, если честно.
— Это значит, что я уже смирилась. Не строй иллюзий, мальчик из гей-клуба, — фыркаю, понимая, что, когда он осознает, как я его назвала, то он меня прикончит. На месте.
— Что-что? — кашляет, разворачивает меня лицом к себе, сажая на узкий подоконник.
— Не строй иллюзий. Не на ту напал. Я — протестую против всей сложившейся ситуации, но я осознаю, что выбраться из неё возможно лишь на тот свет. — Поднимаю руку с поднятым указательным пальцем и показываю наверх. — Так что иди и покорми меня, — хмурюсь, унимая дрожь в коленях титаническим усилием воли.
— Тоже мне, командирша нашлась, — фыркает, но давать слезть с окна не даёт, значит диалог ещё не окончен. — Мальчик из гей-клуба, да? Это такой странный способ флирта, сучечка?
— Это констатация факта, — морщусь, осознавая, что если не выкручусь, он мне прямо на подоконнике докажет правильность своей ориентации. А я этого вообще не хочу…