______________
* Фаза (с греч.) - отдельный момент в ходе развития или изменения какого-либо явления.
В чем заключаются главные черты обломовского характера? В совершенной инертности*, происходящей от его апатии ко всему, что делается на свете. Причина же апатии заключается отчасти в его внешнем положении, отчасти же в образе его умственного и нравственного развития. По внешнему своему положению - он барин; "у него есть Захар и еще триста Захаров", по выражению автора. Преимущество своего положения Илья Ильич объясняет Захару таким образом:
______________
* Инертный (с лат.) - неподвижный, недеятельный.
Разве я мечусь, разве работаю? мало ем, что ли? худощав или
жалок на вид? Разве недостает мне чего-нибудь? Кажется, подать,
сделать есть кому! Я ни разу не натянул себе чулок на ноги, как
живу, слава богу! Стану ли я беспокоиться? из чего мне? И кому я
это говорю? Не ты ли с детства ходил за мной? Ты все это знаешь,
видел, что я воспитан нежно, что я ни холода, ни голода никогда не
терпел, нужды не знал, хлеба себе не зарабатывал и вообще черным
делом не занимался.
И Обломов говорит совершенную правду. История его воспитания вся служит подтверждением его слов. С малых лет он привыкает быть байбаком благодаря тому, что у него и подать и сделать - есть кому; тут уж даже и против воли нередко он бездельничает и сибаритствует*. Ну, скажите пожалуйста, чего же бы вы хотели от человека, выросшего вот в каких условиях:
______________
* Сибаритствовать (с греч.) - жить в роскоши, праздно, ничего не делая.
Захар, - как, бывало, нянька, - натягивает ему чулки,
надевает башмаки, а Илюша, уже четырнадцатилетний мальчик, только
и знает, что подставляет ему, лежа, то ту, то другую ногу; а чуть
что покажется ему не так, то он поддаст Захарке ногой в нос. Если
недовольный Захарка вздумает пожаловаться, то получит еще от
старших колотушку. Потом Захарка чешет ему голову, натягивает
куртку, осторожно продевая руки Ильи Ильича в рукава, чтоб не
слишком беспокоить его, и напоминает Илье Ильичу, что надо сделать
то, другое: вставши поутру - умыться, и т.п.
Захочет ли чего-нибудь Илья Ильич, ему стоит только мигнуть
уж трое-четверо слуг кидаются исполнить его желание; уронит ли он
что-нибудь, достать ли ему нужно вещь, да не достанет, принести ли
что, сбегать ли за чем, - ему иногда, как резвому мальчику, так и
хочется броситься и переделать все самому, а тут вдруг отец и мать
да три тетки в пять голосов и закричат:
- Зачем? куда! А Васька, а Ванька, а Захарка на что? Эй!
Васька, Ванька, Захарка! Чего вы смотрите, разини? Вот я вас!..
И не удается никак Илье Ильичу сделать что-нибудь самому для
себя. После он нашел, что оно и покойнее гораздо, и выучился сам
покрикивать: "Эй, Васька, Ванька, подай то, дай другое! Не хочу
того, хочу этого! Сбегай, принеси!"
Подчас нежная заботливость родителей и надоедала ему. Побежит
ли он с лестницы или по двору, вдруг вслед ему раздается десять
отчаянных голосов. "Ах, ах! поддержите, остановите! упадет,
расшибется! Стой, стой!." Задумает ли он выскочить зимой в сени
или отворить форточку, - опять крики: "Ай, куда? как можно? Не
бегай, не ходи, не отворяй: убьешься, простудишься..." И Илюша с
печалью оставался дома, лелеемый, как экзотический цветок в
теплице, и так же, как последний под стеклом, он рос медленно и
вяло. Ищущие проявления силы обращались внутрь и никли, увядая.
Такое воспитание вовсе не составляет чего-нибудь исключительного, странного в нашем образованном обществе. Не везде, конечно, Захарка натягивает чулки барчонку, и т.п. Но не нужно забывать, что подобная льгота дается Захарке по особому снисхождению или вследствие высших педагогических соображении и вовсе не находится в гармонии с общим ходом домашних дел. Барчонок, пожалуй, и сам оденется; но он знает, что это для него вроде милого развлечения, прихоти, а в сущности он вовсе не обязан этого делать сам. Да и вообще ему самому нет надобности что-нибудь делать. Из чего ему биться? Некому, что ли, подать и сделать для него все, что ему нужно?.. Поэтому он себя над работой убивать не станет, что бы ему ни толковали о необходимости и святости труда: он с малых лет видит в своем доме, что все домашние работы исполняются лакеями и служанками, а папенька и маменька только распоряжаются да бранятся за дурное исполнение. И вот у него уже готово первое понятие - что сидеть сложа руки почетнее, нежели суетиться с работою... В этом направлении идет и все дальнейшее развитие.
Понятно, какое действие производится таким положением ребенка на все его нравственное и умственное образование. Внутренние силы "никнут и увядают" по необходимости. Если мальчик и пытает их иногда, то разве в капризах и в заносчивых требованиях исполнения другими его приказаний. А известно, как удовлетворенные капризы развивают бесхарактерность и как заносчивость несовместна с уменьем серьезно поддерживать свое достоинство. Привыкая предъявлять бестолковые требования, мальчик скоро теряет меру возможности и удобоисполнимости своих желаний, лишается всякого уменья соображать средства с целями и потому становится в тупик при первом препятствии, для отстранения которого нужно употребить собственное усилие. Когда он вырастает, он делается Обломовым, с большей или меньшей долей его апатичности и бесхарактерности, под более или менее искусной маской, но всегда с одним неизменным качеством - отвращением от серьезной и самобытной деятельности.
Много помогает тут и умственное развитие Обломовых, тоже, разумеется, направляемое их внешним положением. Как в первый раз они взглянут на жизнь навыворот, - так уж потом до конца дней своих и не могут достигнуть разумного понимания своих отношений к миру и к людям. Им потом и растолкуют многое, они и поймут кое-что, но с детства укоренившееся воззрение все-таки удержится где-нибудь в уголку и беспрестанно выглядывает оттуда, мешая всем новым понятиям и не допуская их уложиться на дно души... И делается в голове какой-то хаос; иной раз человеку и решимость придет сделать что-нибудь, да не знает он, что ему начать, куда обратиться... И не мудрено: нормальный человек всегда хочет только того, что может сделать; зато он немедленно и делает все, что захочет... А Обломов... он не привык делать что-нибудь, следовательно, не может хорошенько определить, что он может сделать и чего нет, - следовательно, не может и серьезно, деятельно захотеть чего-нибудь... Его желания являются только в форме: "а хорошо бы, если бы вот это сделалось"; но как это может сделаться, - он не знает. Оттого он любит помечтать и ужасно боится того момента, когда мечтания придут в соприкосновение с действительностью. Тут он старается взвалить дело на кого-нибудь другого, а если нет никого, то на авось...