– Альфред Петрович, Вы? А Вы меня узнаете?
– Конечно. Что Вам, дорогой?
– Как здоровье Ваше, дела?
– Ничего, слава богу.
– Очень рады за Вас. Очень. Да, вот давненько что-то, не беспокоите нас. Мы хотим напомнить, что как всегда будем рады помочь Вам.
– Бог мой, да разве я сомневаюсь? Нет, я Вам верю, и процветания искренне Вам желаю.
– Спасибо… – помялись в трубке.
– А вот что скажите-ка, друг мой, – просит Лахновский, -Вы ставки за свой документ не меняли?
– Вообще-то, меняли. Да только для Вас все останется те же.
– Спасибо, и мой дружеский привет Ломаке! – положил телефонную трубку Альфред Лахновский.
Звонивший, конечно, был в курсе, что сорок тонн потерял Лахновский, при том, что была лицензия. Но к чиновнику, к ведомству, и документу ведомства, претензий быть не могло. Так случилось: несчастный случай…
Но разговор с Лахновским не успокоил сомнений Худшее было в том, что не сумев вернуть потерянный сахар, Лахновский откажется от этого бизнеса…
.
***
«А потом мы с кумой! – предвкушал на сегодня, на вечер банщик Евсеич У меня на нее всего хватит: и жару, и пару, и коньяку с антрекотом!» Евсеич готовит баньку для самих Степана Иваныча и Альфреда Петровича. Они – птицы не из большинства, что птицами бывают до тех пор, пока не сильно пьяны, а выпив – те же, что лакают водку в подворотне, на чужих поминках – свинюки, проще говоря, которые потом, что не съедят – не мелочатся – прут с собой, оставив только безобразие, которое Евсеич и ко рту не поднесет. Питье – к нему не пристает зараза, он, конечно посливает для себя…
А эти – даже говорят не так, как те, кто показушно делает себя. Эти – говорят, как те, кто делает погоду. И без матов. Их даже слушать интересно. Но главное: не съели – с богом, аккуратно, тихо, оставляют на столе. «Кума, – по телефону звякнет банщик, – слышишь, приходи. Прибраться мне поможешь…» Она поймет. Придет. И на двоих, великолепно выйдет у него с кумой.
Паутина
– Ты, я так слышал, Альфред, отказался от Ломаки?
– Да не в обиду – это бизнес.
– Обидится. А все лицензии – не забывай, – под ним.
– Он что, злопамятный?
– Не знаю. На меня он не высказывал обид…
– Воспитан хорошо, не смеет первому лицу губернии высказывать обиды.
– Я в бизнес твой не лезу, может, ты берешь тайм-аут, может быть, не возишь сахар. Но обстоятельства склоняют к дружбе, не стоит игнорировать Ломаку…
– Да, поклонюсь, при случае… – подумав, согласился Альфред.
Друзья махнули по «Смирнову», попарились, поплавали в бассейне. «Смирнов» шел мягко, хорошо, в контрасте с холодом и жаром. И вот, когда приходит, как вечерний звон, усталость… Такая же, малиновая, благостная, истома, в конце нормально прожитого дня, невольно хочется сказать спасибо. И день грядущий, будет для того полнее, кто сказал спасибо, кто ценит день минувший.
– Доброе чтить надо, Альфред, – неторопливо и торжественно, наполнил рюмочки Степан Иванович, – почтим же доброй памятью КПСС и нашу власть Советскую. Не забывай – они нам дали все, что у нас есть!
Альфред почтенно столкнул рюмку, с рюмкой собеседника.
– Да-а уж, – сожалел, закусывая, Альфред, – кто мог думать, как судьба ударит: «Я проснулся – здрасьте – нет Советской власти!» Рухнула держава, по земле – морщинами Вольтеровского лба – пролегла паутина границ.
– Хорошо ты сказал: «Паутина границ». Сколько мух, в виде судеб людских, попадутся, влипнут, высохнут в ней -не счесть! – сокрушенно вздыхает Степан Иванович.
«О потерянной власти, о ныне живущих, о нас пекутся…» – вздыхает банщик Евсеич, искренне уважая председателя облисполкома и бывшего, пусть не высокого ранга, но башковитого, видно, партначальника Альфреда. «Правильно переживают уважаемые люди, – соглашается Евсеич, – в границе – в ней все наши беды. Отпочковались от Союза, отделились от корней, а теперь сохнем в нищете и полном беспорядке…»
– Ну, а за что теперь, Альфред? – разгладил хмурые морщины председатель облисполкома, и наполнил рюмочки, а другому тосту.
– Прошлое почтили, логика проста – за время настоящее теперь.
– Аж настроение в осадок… – снова пролегают хмурые морщины над бровями председателя облисполком. – Какое настоящее? Да нет его – раздробленность, границы по живому, боль, безвременье, бардак…
– А Вы Ломаке говорили так же? Он согласен?
– А при чем он?
– Он, если не соврет, ответит: «Золотое время!» «Доброе чтить надо» – к Вашим же словам я апеллирую Степан Иванович.