До некоторой степени терапевт может изменить свой стиль работы, но не в его силах изменить свой возраст, пол, а иногда и специализацию. Супервизор должен «учить терапевта видеть свои преимущества. Говоря в общем, приступая к обучению терапевта, супервизор должен учитывать его стиль работы. (Неизбежным кажется усвоение терапевтом основных черт стиля самого супервизора, но это не означает, что терапевт должен быть копией супервизора. Обучение терапии — это ученичество у художника, а художник часто начинает свою жизнь в искусстве, усваивая приемы своего учителя. По мере того как он вырабатывает свои собственные приемы и учится использовать свои собственные ресурсы, сходство с учителем исчезает — за исключением, будем надеяться, умственного потенциала.) Обучающегося, который реагирует медленно и неторопливо, не стоит превращать в живчика. Стили терапевтов могут различаться, но каждый при этом делает то, что нужно. Временами терапевт должен быть авторитарным и говорить клиенту, что ему делать. В другие моменты ему необходимо выглядеть беспомощным, дабы клиент сам встал у руля. Однако каждый терапевт авторитарен или беспомощен на свой лад. Супервизор не должен вмешиваться в саму природу обучающегося, ему нужно только убедиться в том, что стиль работы обучающегося позволяет ему использовать некоторый ряд умений.
Метафора как интервенцияКогда, для того чтобы вызвать изменения, используется метафора, возникает вопрос: кто является инициатором нового поведения? Вот почему метафора как вид интервенции вызывает очень серьезные проблемы этического характера.
В психотерапии все является аналогией чего-то другого. Фактически, сама природа коммуникации предполагает, что послание передается и получается на многих уровнях. (Я вспоминаю, что мы хотели составить словарь терминов, когда участвовали в проекте Грегори Бейтсона по исследованию коммуникации. Начать решили со слова «послание». Затем мы добавили слово «метапослание» для обозначения посланий о посланиях. Вскоре мы поняли, что любое послание является метапосланием, в котором определяется какой-то другой вид коммуникации.) Если родитель говорит ребенку: «Ешь», то послание относится не только к принятию пищи. Оно связано также с отношениями родитель — ребенок и выражает ту идею, согласно которой ребенок должен делать то, что говорит родитель, потому что родитель кормит его. Все, что говорит человек, определяет ситуацию, в которой произносятся слова, и определяется ею, и эти слова имеют множество значений. Иногда в психотерапии и обучении метафора используется целенаправленно. Если супервизор описывает какой-то конкретный случай обучающейся группе, случай становится аналогией, содержащей идеи, которые обучающиеся смогут использовать в других случаях. Это история с одной или несколькими моралями. Каждый супервизор должен иметь набор паттернов, иллюстрирующих различные терапевтические интервенции и предпосылки проведения терапии. Эта книга являет собой пример такой коллекции.
Ниже следует образец использования целенаправленной метафорической интервенции. Родители привели на терапию 12-летнего трудного ребенка, который уже несколько лет представлял для них проблему и уже два раза безуспешно проходил терапию. У него был 10-летний брат, любимец семьи, у которого вообще не было проблем. Терапевт решил, что здесь необходима семейная терапия, и привлек к ней отца. После того как отец стал принимать больше участия в воспитании сына, мальчику стало лучше и он начал нормально учиться.
В этот момент мать заявила, что теперь, когда поведение мальчика улучшилось, было бы хорошо, если бы терапевт помог им улучшить брак. Терапевт был готов помочь, но отец не хотел обсуждать супружеские отношения. Он приходил на терапию ради ребенка, и это было все. Супервизор и терапевт столкнулись с дилеммой: они могли принять позицию отца, закончить терапию с проблемным ребенком и оставить в покое несчастливый брак; или же они могли начать уговаривать отца — простого рабочего, который с трудом выражал свои мысли и чувства, — и постараться убедить его обсудить супружеские проблемы. Так как его жена была более бойкой на язык и более образованной, он, возможно, опасался, что она победит его в дискуссии о причинах их неудовлетворенности браком.
Альтернативой было улучшение супружеских отношений, благодаря использованию одной только метафоры. Эта идея возникла в процессе «живой» супервизии: мать рассказывала, что хороший сын, любимец семьи, стыдится поведения брата, и супервизору пришло в голову, что, по-видимому, она сама временами стыдится поведения своего мужа. Мать еще сказала, что проблемный ребенок не может так же хорошо вести беседу, как это делает его брат (так же как ее муж менее красноречив, чем она). Супервизору, который наблюдал терапевтическое взаимодействие через зеркало, стало ясно, что для матери хороший сын похож на нее, а проблемный — на мужа, и что отношения между двумя братьями можно обсудить как метафору отношений между родителями. Таким образом, супружеские проблемы можно было обсудить, не касаясь их напрямую. Супервизор позвонил терапевту, чтобы высказать ему свою мысль. В принципе, для обсуждения этого вопроса следовало бы вызвать терапевта из кабинета, но в данном случае терапевт был очень опытным и сразу ухватил суть предложения. Он начал спрашивать родителей о том, хорошо ли братья проводят вместе время, способны ли сами улаживать конфликты между собой, и так далее. Супруги немедленно откликнулись на это обсуждение отношений между братьями. До сих пор неизвестно, поняли ли они, что обсуждение отношений сыновей было метафорой обсуждения их собственных отношений.