Рассерженный терапевт может отказать этому юноше в терапии, но это приведет, скорее всего, лишь к тому, что проблема будет передоверена пенитенциарной системе (и вряд ли будет решена успешно, и, по-видимому, не будет иметь отношения к психотерапии). Или же этот юноша может пойти к другому терапевту и солгать ему.
Отчасти принудительная психотерапияПсихотерапия по принуждению многим супервизорам незнакома, так как она сильно отличается от добровольной психотерапии, которой учат в университетах вот уже несколько поколений психотерапевтов. Но все же некоторый опыт с отчасти вынужденной психотерапией уже имеется. Примером ее является терапия по настоянию школы. Когда на терапию приходит семья с проблемным ребенком, на вопрос «Что вас сюда привело?» они часто отвечают: «Потому что так нам велели в школе». Они не говорят: «Потому что у нас есть проблема и мы хотели бы ее разрешить». Этот вид психотерапии для семьи вынужденный, в том смысле, что если они этого не сделают, в школе у ребенка могут возникнуть проблемы. Семья приходит не за улучшением, а за предупреждением чего-то более худшего, и это делает терапию вынужденной.
Каждому семейному терапевту приходилось работать с членами семьи, не желавшими посещать сеансы. Если подростка на терапию притащили родители — для него это вынужденная психотерапия. Терапевт должен найти способ убедить его, что терапия проводится в его интересах. Супруги также приходят на терапию, потому что один из них говорит: «Или мы идем, или разводимся». Пациенты, находящиеся в больницах, тоже посещают психотерапию вынужденно. К тем из нас, кто работал в больницах, пациентов на терапевтическое интервью приводили насильно, и мы говорили им: «Я верю, что завтра вы придете сами». На следующий день пациент снова не хотел идти, и его опять приводил санитар. Учитывая, какую огромную власть имеют над пациентами сотрудники психиатрических больниц, иногда трудно определить, добровольно пациент идет на терапию или нет. Мне вспоминается, какой совет Ирвинг Гоффман давал пациентам, желающим вырваться из психиатрической больницы, — надо создать видимость ясного, хорошо диагностируемого симптома, рассказать о нем своему лечащему психиатру и дать ему себя «вылечить».
На кого работает терапевт?Это самый важный вопрос в современной психотерапии — кого представляет терапевт. Терапевт всегда является чьим-то агентом. На заре психотерапии терапевт был агентом клиента индивидуальной психотерапии. Тогда терапевты даже не беседовали с родственниками клиента по телефону, потому что представляли сторону клиента в его отношениях с родственниками (несмотря даже на то, что часто именно они платили терапевту). Были времена, когда терапевт был агентом родителей и выступал против проблемного представителя подрастающего поколения. Позже, во времена социальных изменений 1960-х гг., психотерапевт стал агентом всей семьи, часто выступая на стороне семьи против общества.
Когда суд принуждает клиента к посещению психотерапии, терапевт становится агентом государства — это новая для психотерапевтов ситуация, новая, по крайней мере, для западного мира. Люди, работающие в сфере психотерапии, столкнулись в данный момент с тем, что помогают государству подгонять поведение людей под социально одобряемые стандарты. (Появились даже данные о том, что некоторые организации Анонимных Алкоголиков намерены предоставлять судам информацию о посещении человеком их собраний. До последнего времени собрания АА были самым безопасным местом для тех людей, которые, достигнув дна, хотели получить помощь и одновременно сохранить анонимность.) Терапия по принуждению объединяет психотерапию и социальный контроль, и государство при этом использует терапевтов для изменения опасных членов общества в наши все более опасные времена. Со своей стороны, такие клиенты воспринимают терапевтов как агентов государства. Хотя многие терапевты пытаются (некоторые даже искренне) убедить клиентов, принужденных к прохождению терапии, в том, что терапевт представляет интересы клиента, а не государства, клиенты, естественно, не торопятся рассказывать терапевту о своих противоправных действиях, поскольку боятся, что терапевт передаст эту информацию в суд. Принудительная терапия может потерять свой смысл, а безопасность конфиденциальных отношений может полностью разрушиться не только из-за того, что клиенты боятся раскрывать личную информацию терапевту, но и из-за того, что терапевты не знают точно, какую информацию и в каком количестве они обязаны передавать в правоохранительные органы.