Любая теория значения, как мы видели выше, распадается на три части: во-первых, это теория-сердцевина, или теория референции; во-вторых, теория-оболочка, теория смысла; и в-третьих, дополнительная часть теории значения, теория действия. Теория действия устанавливает связь между значениями предложений, определенными с помощью теорий референции и смысла, и реальной практикой употребления языка. Теория референции определяет рекурсивным образом применение к каждому предложению того понятия, которое является центральным в данной теории значения: если центральным понятием является истина, то это выражается в определении для каждого предложения того условия, при котором оно истинно; если центральным понятием является верификация, то она определяет для каждого предложения условие, при котором оно верифицируется; и аналогичным образом — если центральным понятием является фальсификация. Она осуществляет это по отношению к каждому предложению из бесконечного множества предложений языка путем приписывания каждой более или менее значимой конституенте предложения (каждому слову) некоторого референта, который принимает ту форму, которая требуется для того, чтобы референты компонент любого предложения совместно определяли применимость к этому предложению центрального понятия. Так, если центральным понятием является понятие истины, то референтом одноместного предиката является множество объектов (или функция от объектов к истинностным значениям); если это понятие верификации, оно является эффективным средством распознавания для любого данного объекта убедительно доказательства того, что предикат приложим к этому объекту; или что он не приложим, если центральным понятием является понятие фальсификации.
Теория смысла определяет, в чем заключается приписывание говорящему знания теории референции. Если теория референции принимает форму теории истины, то теория смысла необходима во всех случаях, когда аксиома T-предложения принимает тривиальную форму и, следовательно, не указывает на то, в чем заключается имплицитное знание говорящим этой аксиомы. Однако если центральное понятие является эффективным понятием — понятием, условия применимости которого говорящий всегда может распознать как наличествующие всегда, когда они имеют место, подобным понятиям верификации и фальсификации — тогда, по-видимому, нет необходимости в теории смысла, которая служила бы теорией-оболочкой для теории референции; мы можем сказать, что в теории значения такого типа, теории референции и смысла сливаются друг с другом. В верификационистской или фальсификационистской теории значения теория референции определяет применимость к каждому предложению центрального понятия теории таким образом, что говорящий непосредственно проявит свое знание условия применимости этого понятия своим фактическим употреблением языка.
Различие между смыслом и референтом идет, конечно, от Фреге, который привел в его пользу два совершенно разных довода. Один из них состоит в том, что неясно, что значит приписывать говорящему лишь знание референта выражения; например, сказать, что говорящий знает об определенном объекте, что он является носителем данного собственного имени, и добавить, что это — полная характеристика соответствующего фрагмента знания говорящего. По мнению Фреге, такой фрагмент знания всегда должен принимать форму знания, что объект, который считается определенным образом идентифицированным, является референтом имени и что способ идентификации объекта, который входит в характеристику того, что знает говорящий, конституирует смысл собственного имени. Совершенно аналогичные соображения относятся и к выражениям других семантических категорий.
Эта аргументация наполовину совпадает с аргументацией, использованной в настоящей статье, и приводит к следствию, что теория смысла необходима, чтобы характеризовать то, в чем заключается знание говорящим значений выражений языка, в том виде, как они определены теорией референции. Довод Фреге состоит в том, что теория референции не выявляет полностью того, что знает говорящий, когда он понимает некоторое выражение. Я поддержал здесь этот довод, но , кроме того, сделал еще один шаг, утверждая, что, поскольку знание говорящего является по большей части неявным знанием, постольку теория смысла должна не только определить, что знает говорящий, но также и то, как проявляется его знание; у Фреге не найти указания на необходимость этого дополнения для теории смысла.