Всю эту дополнительную информацию, которая требуется, чтобы перейти от знания значений такими, какими они даны посредством центрального понятия теории значения, к полному практическому овладению языком, я без разбора отнес к дополнительной части теории значения; и, может быть, вполне справедливо замечание, что я тем самым смешал вместе под названием ”теория действия” разнообразные положения, касающиеся самых разных разновидностей языка. Вслед за Дональдом Дэвидсоном мы можем выделить два этапа при переходе от теории референции к реальному употреблению языка. Первый этап требует от нас суждений, касающихся истинности и ложности предложений. Так, во всяком случае, говорит о первом этапе Дэвидсон. Однако его больше интересуют этапы процесса построения теории референции для языка, который мы первоначально не знаем, но употребление которого наблюдаем; мы начинаем с необработанных данных, получаемых нами в процессе наблюдений за реальными высказываниями говорящих, и промежуточный этап в построении теории истины для языка будет заключаться в нашем приписывании конкретным говорящим конкретных суждений относительно истинностных значений предложений в различные моменты времени. Меня же, с другой стороны, интересовал не восходящий процесс построения теории референции по записям первоначально неинтерпретированных высказываний, а нисходящий процесс деривации, по теории референции, практики употребления языка, так чтобы сам этот процесс деривации был включен в теорию, образующую часть общей теории значения для языка; если утверждение о том, что данная теория референции является правильной теорией, т.е. может служить теорией-сердцевиной для жизнеспособной теории значения для языка, обоснованно, то такой нисходящий процесс должен быть возможен. Мы не рассчитываем и не должны стремиться получить детерминистскую теорию значения для языка, даже теорию, которая является детерминистской только в принципе: мы не должны рассчитывать на то, что сможем создать такую теорию, исходя из которой, с учетом прочих существенных условий (физическая среда, в которой находится говорящий, высказывания других говорящих и т.д.) мы могли бы предсказать высказывания какого-нибудь говорящего намного лучше, чем на основе изучения правил и стратегии игры мы можем предсказать реальную игру. Следовательно, то, что может быть извлечено из теории референции, в соответствии с дополнительной частью теории значения не является детальным объяснением высказываний, которые действительно будут сделаны в данных обстоятельствах, а представляет собой лишь общие принципы произнесения предложений языка, те принципы, молчаливое понимание которых позволяет кому-либо принимать участие в разговоре на этом языке. С нашей точки зрения поэтому промежуточный этап нисходящего процесса даст не фактические суждения об истинности или ложности предложений, а общие принципы, в соответствии с которыми мы делаем такие суждения.
Второй этап нисходящего процесса деривации характеризуется переходом от суждений о ложности или истинности предложений, которые мы делаем в данных условиях, к нашим реальным высказываниям: утвердительным, вопросительным, повелительным и т.д.; здесь тоже мы можем рассчитывать получить всего лишь формулировку общих принципов, в соответствии с которыми осуществляются языковые игры утверждения, вопроса, приказания, просьбы и т.д. Именно об этом втором этапе и можно сказать, что он представляет собой собственно теорию действия.
Что же тогда можно сказать о первом этапе, который определяет, исходя из значения предложения, принципы, имеющие силу для условий, по которым мы судим о том, истинно это предложение или ложно? К какой части теории значения относятся они? Вряд ли можно отрицать, что такие принципы есть. Что, кроме значения предложения, может определять то, что мы считаем основанием для принятия его в качестве истинного? Следует признать, что, когда эти основания неокончательны — а также когда мы не можем с полной уверенностью распознать, что мы располагаем окончательными основаниями (как в случае очень сложного математического доказательства или вычисления) , — имеется возможность выбора в отношении того, считать предложение истинным или нет; термин ”суждение”, в его техническом употреблении, здесь весьма уместен. Однако одно лишь значение определяет, является ли нечто основанием для того, чтобы принять данное предложение в качестве истинного.