Заменить реалистическую теорию значения верификационистской теорией — значит сделать первый шаг в выполнении требования, чтобы мы включили в нашу теорию смысла объяснение того основания, исходя из которого мы судим об истинностных значениях наших предложений, поскольку это действительно объясняет значения выражений с учетом реальных человеческих способностей распознания истины. Я уже отмечал, однако, что этот шаг сам по себе еще не приводит нас к удовлетворению этого требования, и у меня нет ясного представления о том, как это можно сделать. Естественно считать это требование чрезмерным и рассматривать его как требование, чтобы теория значения взяла на себя функции теории знания. Если бы мы были убеждены в том, что мы понимаем в принципе, каким образом смысл предложения определяет то, что мы считаем свидетельством истинности предложения , и что проблемы в этой области, как бы сложны они ни были, касаются отдельных деталей, тогда вполне можно было бы отнести их к другой философской дисциплине; но трудность состоит в том, что мы не вправе так поступить. Концепция значения — т.е. выбор центрального понятия для теории значения — является адекватной только в том случае, если существует общий метод получения, из значения предложения как оно дано, каждой характеристики употребления предложения, то есть всего, что должно быть известно говорящему, если он собирается правильно употреблять это предложение; несомненно, среди тех вещей, которые он должен знать, есть и то, что является основанием истинности предложения. Большинство из нас безмятежно полагает, что теория значения, оперирующая понятием условий истинности, способна выполнить эту роль, не останавливаясь при этом на трудностях создания рабочей теории такого типа. С учетом нашего нынешнего, весьма несовершенного понимания этих вопросов нам следует признать, что верификационистская теория значения более предпочтительна, чем радикальная реалистическая теория, а фальсификационистская теория, вероятно, еще лучше. Но до тех пор, пока мы не имеем при том или ином выборе центрального понятия теории значения убедительного объяснения того способа, которым каждая особенность употребления предложения может быть определена, исходя из значения предложения, посредством применения к нему центрального понятия, мы остаемся без твердого основания, которое позволило бы нам заявить, что мы знаем, чем, в сущности, является значение. И до тех пор, пока мы остаемся в этом неустойчивом философском положении, любую проблему, решение которой, при условии что выбор центрального понятия для теории значения сделан, поможет ответить на вопрос о правильности этого выбора, следует считать прямым делом философии языка.
Это включает в себя принцип двузначности для утверждений данного класса, но несколько превосходит его по содержанию, ибо слово "определенно" включено сюда не для риторического эффекта. Данная формулировка охватывает также тот семантический принцип, который связан с законом дистрибутивности так, как принцип двузначности связан с законом исключенного третьего. Назовем его принципом рассечения. Из принципа двузначности нам известно, что в отношении отдельного утверждения А имеются лишь две возможности: А истинно или А ложно. Однако нам нужен также принцип рассечения, если мы хотим сделать вывод о том, что в отношении двух утверждений А и В имеются лишь четыре возможности:А и В оба истинны; А истинно и В ложно; А ложно и В истинно; А и В оба ложны. Этим соображением я обязан X. Патнему, хотя, как мне представляется, он не согласился бы с тем, что для реалистической интерпретации требуется допущение либо принципа двузначности, либо принципа рассечения. Однако для целей настоящего обсуждения мы можем приблизительно отождествлять реализм относительно некоторого класса утверждений с признанием принципа двузначности для утверждений этого класса.
(обратно)