— Послушай, Оливия, — сказал Мейсон за ужином своей жене, разрезая рыбу ножом и не реагируя на замечание, что порядочные джентльмены едят рыбу вилкой, — скажи-ка мне, ты веришь в привидения?
— Конечно, — убежденно ответила Оливия, а их двенадцатилетняя дочь Джессика хихикнула и заявила, хотя никто ее не спрашивал, что привидения страшные, и если она увидит хоть одно, то сразу упадет в обморок.
— Помолчи, — сказал Мейсон дочери, а у жены спросил: если она такой знаток нечистой силы, то, может, ей известно, в каких случаях призраки являются в чистом поле случайным прохожим?
— Во-первых, — объяснила Оливия, получив в который раз возможность показать супругу свою большую, чем у него, образованность, — призраки — это не нечистая сила.
— Значит — чистая? — прищурив взгляд, спросил Мейсон.
— Призраки — это души невинно погибших людей, которые после смерти являются на то самое место, потому что…
— Потому что… — поощрил жену Мейсон.
— Не знаю почему, — твердо сказала Оливия, — но являются, это факт. В любом старинном замке есть свое…
— Ты меня внимательно слушаешь, дорогая? — вежливо перебил жену Мейсон и разрезал ножом рыбью голову. — Я сказал, что призрак явился Мако… э-э… в чистом поле, а не в замке. Где ты видела в наших краях хотя бы завалящий замок?
— Глупости, Джош, — отрезала Оливия. — Никогда не читала о том, что призраки появляются в чистом поле. Только в замках и домах — в закрытых помещениях, короче. Иначе как бы они узнавали о том, что пробила полночь? В доме есть часы, а в поле?
После столь неотразимого аргумента Оливия решила, что одержала в споре с мужем окончательную победу, и забрала у него с тарелки искромсанную ножом рыбью голову в знак того, что надо хотя бы к тридцати пяти годам научиться хорошим манерам. Мейсон не стал спорить — рыба оказалась невкусной, а голова так и вовсе несъедобной по причине полного отсутствия в ней соли.
Спать, как обычно, отправились в одиннадцать, и через полчаса, разомлев от несколько преувеличенных мужниных ласк, Оливия, наконец, заснула, а Мейсон тихо поднялся и, подобрав со стула штаны и рубаху, оделся в прихожей, взял с собой дробовик (на всякий случай, мало ли что) и бодро зашагал к полю, надеясь, что никто из сельчан в этот час не стоит у окна и не любуется ночным пейзажем. Вдалеке, на станции, два раза прогудел тепловоз — это отправился последний поезд, и если он не опоздал, как вчера, то время было близко к полуночи.
Вообще-то Мейсон был уверен в том, что в поле рядом с мастерской поселился какой-нибудь бомж, которого аптекарь с перепугу (а может, и с перепою) принял за бестелесного обитателя потустороннего мира. Днем, правда, Мейсон никаких следов не обнаружил, но ведь и искал не так уж тщательно, не до того было, да и не хотел, чтобы ему задавали ненужные вопросы. Мейсон подошел к указанному аптекарем дереву и огляделся. Ночь выдалась темной, звезд не было видно, огни Ингберчуэрда скрывались за деревьями, луна и не думала пока подниматься на небо, фонарик с собой Мейсон не взял по принципиальным соображениям — участок свой он знал как пять пальцев и уверен был, что не оступится даже в полном мраке и с завязанными глазами.
Из-за дерева появилась белесая фигура и поплыла по воздуху, заламывая руки и, как показалось вдруг насмерть перепугавшемуся Мейсону, гремя цепями, хотя никаких цепей он на руках призрака не видел. Ружье выпало из рук, Мейсон сразу же о него споткнулся и едва не упал, сделал несколько шагов, чтобы сохранить равновесие, руки он протянул вперед — чисто инстинктивное движение — и с ужасом понял, что ухватил привидение за… нет, не ухватил, конечно, руки прошли насквозь, не ощутив преграды, и Мейсон упал на колени, на секунду потеряв призрака из виду. Он тут же вскочил на ноги, услышал чей-то сдавленный крик, не сразу понял, что кричал сам, и, обернувшись, обнаружил, что призрак не подумал исчезать — стоял (или висел в воздухе?) на расстоянии нескольких шагов и внимательно следил за тем, как Мейсон в растерянности хлопал себя по карманам в поисках фонарика, который оставил дома на полке в прихожей.