Выбрать главу

Аббас вновь зажег сигарету, глубоко затянулся.

Вечерело. Над морем садился огненный шар. Южный ветер неожиданно сменился норд-остом. Стало прохладно. Пошел дождь. Мы вошли в дом.

— Но война есть война, — продолжал он. — Ее гримасы безжалостны. За два дня до победы Юрий Аллахвердиев трагически погиб в небе над поверженным Берлином. Трудно описать наше горе. Я понял, что отныне мы обменялись с Нелли ролями, если эта фраза вообще подходит к такому случаю. Я делал все, чтобы помочь ей излечить душевные раны, восстановить надломленные горем силы и, подавив боль, продолжать работу в госпитале. Вести с фронтов были радостными, наши войска подходили к Эльбе. Воздух победы витал всюду, помогая заглушить боль утраты.

Вскоре Нелли первая узнала и сообщила всему госпиталю о том, что я награжден за мой последний воздушный бой над Румынией орденом Красной Звезды. Наша палата ликовала…

Мой собеседник мягко улыбнулся своими добрыми карими глазами.

— За радостную весть и теплоту души я тогда же назвал сестричку «Ласточкой», передал ей свой последний фронтовой пароль. С тех пор в нашей палате со всех сторон только и слышно было:

— Ласточка!

— Ласточка!

Наша черноглазая «Ласточка» успевала всюду, для всех находила слова привета и утешения. И не мудрено, что многие из нас выходили из стен госпиталя солдатами, готовыми к новым боям и новым испытаниям.

Неожиданно мне стало хуже — сказались тяжелые контузии. Меня отправили в Баку для продолжения лечения. Тем временем война окончилась, госпитали постепенно свертывались, солдаты возвращались домой. Так я навсегда потерял из виду нашу родную Ласточку.

Ушли безвозвратно годы, но я никогда не забуду тех, кто вырвал меня из смерти: летчиков Романа и Юрия, румынских крестьян Марию и Петру, грузинку Нелли. Вскоре после победы я женился. У нас в семье семеро детей, одни взрослые, другие учатся. В память о моей спасительнице они высадили в нашем садике виноградную лозу, дав ей ласковое имя «Ласточка»…

Я посмотрел на золотистые гроздья винограда, украшавшие стол, на кувшин с янтарным вином и вопросительно посмотрел на Аббаса.

— Да, да, это от «Ласточки», — сказал он, мягко улыбаясь.

Ночной телефонный звонок из Баку. Снимаю трубку. Слышу знакомый взволнованный голос Аббаса.

— Утром срочно вылетаю в Москву. Встреча в двенадцать дня в сквере у Большого театра. Обязательно приходите!

…Более трех десятилетий прошло с того рокового дня, как в дерзкой схватке с фашистскими стервятниками был подожжен и подбит самолет Рзаева. Горящим факелом пронесся он в небе и на глазах товарищей рухнул где-то за линией фронта.

И все эти годы однополчане 611-го Перемышльского Краснознаменного ордена Суворова истребительного авиаполка 17-й воздушной армии считали Рзаева павшим смертью храбрых. Собираясь ежегодно в День Победы, они добрым словом вспоминали своего азербайджанского друга, коммуниста, человека личной отваги и щедрого сердца.

И вот встреча — объятия, возгласы радости и изумления. Аббас Рзаев жив, «воскрес» из павших. На встречу к Большому театру пришли его самые близкие фронтовые товарищи, те, кто были свидетелями его «смерти» и сейчас первыми узнали, что он жив. Среди них Герой Советского Союза генерал-майор авиации Михаил Батаров, бывший командир полка, полковник Николай Исаенко, летчик подполковник Роман Волков и их однополчане. Тогда в годы войны, все они были юными офицерами, но за их плечами уже был немалый фронтовой опыт, завоеванный в жарких воздушных сражениях за нашу Родину.

О необычной судьбе Аббаса Рзаева я рассказал в «Известиях» и в газете «Красная звезда». Там же была опубликована его фотография. Так однополчане спустя много лет разыскали своего товарища и пригласили в Москву.

С того дня ежегодно в День Победы мы встречаемся в сквере на площади Свердлова, где бойцы вспоминают минувшие дни…

Тбилиси — Баку.

ПО СЛЕДАМ ГЕРОЕВ

Даль времен все больше отодвигает нас от событий первого периода войны. От тех суровых и эпических дней, когда огромная страна, отражая вероломный удар, встала на смертный бой с гитлеровскими захватчиками, обезумевшими от своих блицкригов в Европе и одержимых гегемонистской манией поставить на колени весь мир.