Отчаянно сопротивляясь, защитники города выходили из окружения мелкими группами. Таня шла с ними. Потом ей и двум другим девушкам кто-то подсказал, чтобы пробирались на восток, в сторону Москвы.
Путь был далеким и опасным. Только к осени добрались до Истры. Не было ни денег, ни документов, — все осталось в оккупированном городе. Помогли работники милиции: одели, накормили, снабдили справками. Таня пошла в райвоенкомат проситься в действующую армию, — она уже смотрела войне в глаза, видела развалины Каунаса, Смоленска, вереницы беженцев на пыльных дорогах и лесных тропах, убитых женщин, детей, стариков.
Фронт приближался к Москве. И комсомолку согласился взять в свой отряд офицер-пограничник Иван Иванович Карпенко, знавший ее по Литве.
Линию фронта перешли они близ Волоколамска, добывая разведывательные сведения для армейского командования. Потом Таня была медсестрой в особом партизанском кавэскадроне, рейдировавшем по тылам противника и несшем возмездие полицаям, старостам и прочим прислужникам оккупантов.
Обстрелянную партизанку Таню охотно приняли в спецшколу. Отсюда с группой Леонида Василенка начался ее путь по чащобам и болотам Белоруссии, — москвичи шли туда, чтобы помочь народным мстителям, развернувшим невиданную по размахам битву в глубоком тылу врага.
Группа особого назначения Василенка действовала в составе различных соединений белорусских партизан на правах отдельного подразделения почти два года. Дрались с карателями абвера и полевой жандармерией, взрывали мосты и эшелоны на линии Полоцк — Ветрино — Крулевщизна — Молодечно, уничтожали мародерские банды изменников и предателей. Таня выполняла опасные поручения, проникая в учреждения оккупантов и выведывая планы карателей.
На знаменитом партизанском параде в освобожденном Витебске летом 1944 года Татьяна и Леонид Василенок шли рука об руку, как однополчане, товарищи по оружию, как муж и жена.
После освобождения Белоруссии Леонид сражался на территории Польши и Восточной Пруссии, а Татьяна вернулась в родное село, чтобы помочь возрождению Белгородщины, жестоко пострадавшей от оккупации.
Когда страна призвала молодежь на стройки Сибири, супруги уехали на Енисей, а оттуда на Куйбышевскую ГЭС. Так на Волге и остались.
Ушли молодые годы, ноют старые раны, но партизанская закалка и рабочая гордость не позволяют им сидеть сложа руки. Татьяна Ивановна работает в городском отделении «Союзпечати», Леонид Павлович — в тольяттинском речном порту. У них пятеро сыновей, статных, красивых, удивительно похожих на родителей. Евгений работает инженером на электротехническом заводе, Владимир — штурман дальнего плавания в Калининграде, Виктор окончил Ленинградский университет, Александр — техникум. Все они славно отслужили в Советской Армии. А сын Валерий — на флоте. Орлы! И если настанет грозный час, они, не задумываясь, повторят подвиг старших Василенков.
Мы долго сидели в их небольшой квартире, вспоминали партизанские костры, землянки, павших товарищей. За окнами падал мокрый снег, погасли огни в домах, а беседа все лилась и лилась. На прощание Татьяна Ивановна с грустью сказала:
— Передайте привет девчонкам с этой фотографии. Пусть приедут погостить на Волгу.
Я понял Татьяну Ивановну. В ее памяти они навсегда остались девчонками, юными, порывистыми, безоглядно идущими на смерть, зная, что победа будет за нами.
Для Людмилы Сергеевны Щепиной, дочери стрелочника станции Котельнич под Кировом, с которой я беседовал в одном из старых домов Замоскворечья, война началась с защиты… диплома. В понедельник, 23 июня 1941 года она закончила Московский текстильный техникум и стала помощником мастера Первой ситценабивной фабрики.
Ровно через месяц над Москвой завыли воздушные стервятники с фашистской свастикой.
— С этого дня, — вспоминала она, — я не находила покоя. Я должна была немедленно сделать что-то самое важное, без чего не было смысла жить. Пошла в Москворецкий райком ВЛКСМ:
— Дайте винтовку, пойду защищать Москву!
Ей дали кирку, лопату и послали под Вязьму. Сотни тысяч москвичей рыли окопы, строили блиндажи и противотанковые завалы на дальних подступах к столице. А когда баррикады, надолбы и «ежи» появились в самой Москве, Люся Щепина снова пришла в свой райком. Теперь ее главным аргументом было свидетельство об окончании курсов Красного Креста.