«Август 1936 года. Смоленский государственный медицинский институт. Аудитории главного корпуса в бывшем здании Дворянского собрания полны и громогласны. Толпы у списков принятых и непринятых. Сдают вступительные экзамены юноши и девушки, в основном из Смоленска, Брянска, Ярцева, Сухиничей, Дорогобужа, Рославля, Клинцов, Стародуба, Комаричей. Реже встречались юноши и девушки из Белоруссии, с Украины и из Закавказья. В числе принятых чаще всего рабочие и крестьянские ребята, выделяющиеся своей самостоятельностью, практичностью, жизненным опытом. Среди них железнодорожник Павел Незымаев, скромный, молчаливый, но полный достоинства.
За пять лет мы, студенты, сблизились, хорошо узнали друг друга. Павла все эти годы отличали изумительная простота, искренность и порядочность. Порядочность во всем — учебе, общественной работе, в отношении к людям. Независимо от их характеров и особенностей. Вероятно, именно поэтому мы неоднократно избирали его комсоргом, а в выпускной год — парторгом курса. Порядочность, самообладание, чувство долга сопутствовали ему и потом в самых невероятных испытаниях за линией фронта».
…Вернемся, однако, к тревожным событиям лета сорок первого года. Сразу по возвращении в Комаричи молодого врача-коммуниста назначили главным врачом районной больницы. Случаю было угодно, чтобы студенческие друзья Павел Незымаев и Борис Аронов встретились и расстались навсегда именно в Комаричах. Это было 14 августа. Фашисты приближались к городу Стародубу, где формировались батальоны резервистов и добровольцев. Пришлось срочно передислоцировать их в Трубчевск, а затем двигаться через Комаричи — Льгов. Эта железнодорожная магистраль подвергалась ожесточенным бомбардировкам.
На железнодорожном узле скопилось большое количество людей и подвижного состава. Незымаев прибыл со своим персоналом на станцию Комаричи. В зареве пожаров и взрывов, в суете эвакуации он неожиданно лицом к лицу столкнулся с Борисом Ароновым. Медики, сопровождавшие военные команды из Стародуба, тщетно взывали к военному коменданту и станционному начальству, требуя срочной посадки в вагоны и отправки эшелона. Работая еще до поступления в институт в депо Комаричи, Павел знал всех местных железнодорожников, дружил со многими из них еще со школьной скамьи. Его энергия и напористость, распорядительность и организованность увлекли работников станции. Никто не покинул свой пост. Измученные и издерганные, они сделали все возможное и невозможное, чтобы сохранить, погрузить и отправить под огнем в сторону Воронежа 1300 резервистов и добровольцев из Стародуба с их конским составом и снаряжением.
…Прощально махал пилоткой со ступенек последнего вагона Борис Аронов. А Павел в обожженной одежде, с воспаленными от бессонницы и едкой гари глазами одиноко стоял на перроне и улыбался.
Пройдет несколько дней, и Незымаев будет казнить себя за то, что не проявил твердость у райвоенкома, не добился отправки в действующую армию. Тогда, в начале войны, он, как и другие выпускники, имевшие звание военврача, считал, что его место на фронте.
— Не могу, Павел Гаврилович, не имею права, — стоял на своем военком. — На станции застряли десятки эшелонов с ранеными, их постоянно бомбят фашисты. Потери огромные. Врачей не хватает. Часть раненых переправим в твою больницу. Да и райком партии имеет на тебя особые виды. Какие? Сказать не могу, не в курсе.
Грохот войны вплотную приближался к Комаричам. Со стороны Радогощи слышен был лязг гусениц танков и рев моторов, всюду рвались снаряды и авиабомбы. По дорогам тянулись подводы беженцев, стада коров и овец. Уже было известно, что танковые армады Гудериана, тесня и окружая измотанные и поредевшие в оборонительных боях отдельные части войск Брянского и Юго-Западного фронтов, замыкали кольцо, чтобы высвободить группу армий «Центр» для молниеносного удара на Москву.
— Нельзя, товарищ Незымаев, оставить население без врачебной помощи, — сказал секретарь райкома. — Одни уйдут с последним маршрутом на фронт, другие — в леса, третьим выпадет партийный долг оставаться на месте, ждать сигнала. Впрочем, от услуг хорошего врача, к тому же знающего немецкий, и оккупанты не откажутся, — со смыслом добавил секретарь райкома и внимательно посмотрел на Незымаева.
КТО ЕСТЬ КТО?
— О, герр доктор отлично говорит по-немецки! Позвольте спросить, где вы изучали язык фатерланда — в Гейдельберге, Мюнхене? — не то с издевкой, не то серьезно спросил офицер. — Может быть, герр медик из семьи фольксдойч — русских немцев? — Офицеру явно импонировала внешность врача — светло-русые кудри, золотистая бородка, синие спокойные глаза, аккуратность в одежде, строгая подтянутость.