— Скорее умойся, причешись — и к столу. К папе пришли друзья.
— Я на подарок Зое истратил все деньги, — выпалил Витя.
— Ладно, ладно, — рассеянно сказала мама. — Как бы пельмени не разварились. — И побежала в кухню. — Надень белую рубашку.
Витина мама тоже любит гостей. А вообще больше всего на свете она любит свой дом, любит, чтобы в комнатах было чисто и красиво. Заниматься хозяйством — ее страсть. Прибежала с работы (она библиотекарь во Дворце культуры металлургов) — и уже чистит, моет, скребет, и все начинает сверкать, все становится праздничным. Еще она очень старается, чтобы «ее мужчины» были всегда аккуратно и чисто одеты, а папу ругает за рассеянность.
— Петр, ты опять вырядился в старые брюки?
— Петр! Разве можно целую неделю носить одну рубашку?
Между прочим, Витин папа старше мамы на одиннадцать лет.
Еще мама со страшной силой следит за собой: по утрам делает зарядку, дышит по какой-то там системе — заглотнул воздух и держи его в легких, пока в глазах не позеленеет; долго сидит за своим туалетным столиком, на котором набор всевозможных пузырьков и тюбиков, задумчиво смотрится в зеркало, примазывает, пришлепывает. Зато выходит на улицу подтянутая, стройная. И на нее оглядываются, особенно мужчины. В таких случаях Витя просто гордится своей мамой.
В большой комнате, где собираются обычно гости, было накурено, душно. Но мужчины не замечали этого. За столом сидели папа и его фронтовые друзья, дядя Женя и дядя Саша. Они уже выпили и были очень взволнованны.
Когда Витя входил, папа размахивал руками:
— А Пашка-то, Пашка!.. В последний день войны. На этой проклятой Александерплац. Закрою глаза и вижу: бежит впереди Пашка и вдруг как на веревку налетел. Перегнуло. Эх...
— А Тарас Грач? — спросил дядя Женя и потер большой рукой лысый лоб. — Еще в сорок третьем, здесь, в наших местах...
— Здравствуйте, — робко сказал Витя.
— А, сын! — обрадовался папа. — Иди, иди сюда. — Он обнял Витю за плечи, прижал к себе. — Вот они, нет... Они не узнают окопы в восемнадцать. Не должны узнать...
— Не должны, не должны, Петр! — горячо заговорил дядя Саша и потянулся левой рукой к хлебнице. Правой у него нет — пустой рукав засунут в карман пиджака.
— У них будет другая жизнь, — опять заговорил Витин папа. — Не уйдут зря годы! Вот я... В тридцать только Лиду встретил. Лидочка, ты скоро? — крикнул он.
— Сейчас, сейчас, — отозвалась мама из кухни.
— Ну что, хлопцы? За тех, кто не вернулся? — сказал дядя Женя.
— Они всегда с нами. — Дядя Саша нагнулся над тарелкой.
Мужчины выпили. Папа сказал:
— Ты поешь, Витя.
— Да я только из гостей.
— Ах, да. День рождения у Зои. И как повеселились?
— Здорово.
— Здорово... — Папа задумался. — Тогда просто посиди с нами.
Мужчины опять стали вспоминать войну и своих боевых друзей. Витя слушал и смотрел на отца.
«Он ведь уже старый! — неожиданно подумал он. — Морщины у глаз, лысина, волосы с сединой. И очень сутулится».
Витин отец работает конструктором на радиозаводе. Здоровенный шкаф в его маленькой комнате набит книгами во радиотехнике, телевидению, и вообще папа очень любит свои чертежи, считается лучшим специалистом на заводе, и фотография его висит на доске Почета. Он не успевает все делать в своем конструкторском бюро и приносит работу домой — сидит до поздней ночи.
Пришла мама с большой тарелкой дымящихся пельменей.
— Солдаты! — весело сказала она. — Сибирская закуска.
Мама была рада гостям, рада тому, что удались пельмени, и тому, что вот за столом сидит ее сын, совсем уже взрослый человек.
Посмотрите, какой он славный, симпатичный и очень похож на отца, правда? Такой же нос, лоб, только глаза мамины.
Все оживились, стали есть пельмени; дядя Женя, поглаживая лоб рукой, сказал:
— Не хозяйка у тебя, Петр, а клад. Лидочка, возьми мою Клавдию на выучку.
Все засмеялись.
— Да, сынуля! — торжественно сказала мама. — У нас новость: отдыхать мы едем в деревню.
— И деревня называется Жемчужина! — вставил папа.
— Хорошо, — задумчиво сказал дядя Женя. — Будете на пруду карасей ловить. Или — только зорька брызнет — по грибы. Моих все в Крымы да на Кавказы тянет.
— А далеко эта Жемчужина? — спросил Витя, чувствуя разочарование. И непонятно, в чем.
— Да совсем близко, сын, — тихо сказал папа. — А прошли мы по тем местам с боями... Уж наверно, теперь не найдем могил друзей своих фронтовых... — Папа помолчал и заговорил уже оживленно: — Добираться в наши-то дни проще простого. На электричке пятьдесят километров. Дальше до райцентра Дедлово автобусом километров десять. А там, Витек, лошадка. А места! Ахнешь. У реки прозвище — Птаха. И с квартирой договорились. Знакомый там у меня.