— Зачем же Гвоздь именно сюда, домой, приехал? — недоуменно спросил Витя.
— Не знаю... — Вовка задумался. — Может, этот пузатый заставил? Ну и молодец ты, Витька! Какого бандюгу поймать помог!
Вовка позавидовал еще немного и продолжал дальше:
— И что Матвей Иваныч сделал! С Ильей долго разговаривал, потом звонил везде. Просит Илью колхозу на поруки до суда отдать. Вроде обещают.
— Его судить будут?
— Конечно, — Вовка погрустнел. — Все равно мамка радуется!
— Чего же радоваться? — удивился Витя. — Ведь суд будет.
— Чудак! Теперь уж он обязательно домой вернется, у нас в колхозе будет работать. — И лицо Вовки было счастливым и даже гордым. — А что еще! — продолжал он. — Звонил Петр Семенович. Того, в темных очках, шофера, тоже арестовали. Прямо в гараже и накрыли. И еще Петр Семенович сказал, что всем нам — тебе, мне и Кате — будет вынесена благодарность и, может быть, вручат ценные подарки! Во! Только, сказал, нужно документы оформить. Здорово?
— Здорово, — сказал Витя, но почему-то последняя новость особого впечатления на него не произвела.
Ведь если подумать, что такое особенное они совершили? Уж если кого награждать, так это Альта и Сильву.
Все это было позавчера, а сейчас мальчики только вернулись с берега Птахи, от Каменного солдата, и все еще находились во власти увиденного и пережитого.
— Пошли в правление, сказал Вовка. — Мама велела вечером туда подойти. Даже не знаю, зачем...
Вите не хотелось расставаться с Вовкой.
— Хорошо, пойдем, — сказал он.
Вечер был теплый, безветренный. По улице навстречу мальчикам шло стадо; коровы призывно мычали, тяжело покачивались их полные бока; навстречу коровам спешили хозяйки, и голоса их были ласковыми и зазывными; пахло молоком, навозом, деревенским жильем.
Витя и Вовка подошли к правлению колхоза сзади, теперь они шагали мимо открытых окон и тут услышали голоса, очень знакомые.
— Стой! — прошептал Вовка и поманил Витю рукой к завалинке.
Мальчики осторожно встали на завалинку, заглянули в окно — это был кабинет председателя колхоза, и находились в нем двое: Матвей Иванович — он сидел спиной к окну — и Илья, брат Вовки, — он помещался на маленьком табурете, мальчики видели его в профиль. Илья Зубков сидел опустив голову и не знал, куда девать большие руки.
И опять Витя не узнал его. Это был не тот Гвоздь, который делал бизнес на толчке. Это был не тот Гвоздь, который вел оперативников на лужайку с крадеными товарами.
На табурете сидел деревенский парень, понурый, кряжистый, с длинными сильными руками, понурость была во всей его позе, а лицо казалось заинтересованным, даже радостным, и в глазах не было ни тоски ни страха. Только большой синяк под глазом и ссадина на щеке говорили о недавних событиях.
— Не послушал ты меня, Илья, — тихо говорил Матвей Иванович. — Ты ж для земли родился, для работ крестьянских... «В город, в город»... — Матвей Иванович чиркнул спичкой, прикурил сигарету. — Вот и результат: шесть лет, как дым в трубу. И Аню упустил... Ты на нее зла не таи. Она ждала. Четыре года ждала. А ты хоть бы письмо одно...
— Чего там! — отчаянно сказал Илья. — Не надо, Матвей Иваныч. Знаю. Сам я все... — И голос его прервался.
— А мне? — сердито, взволнованно сказал Матвей Иванович. — Три письма тебе в колонию послал... Ни ответа ни привета.
Илья опустил голову и молчал.
— Да, нелегко, Илья, быть настоящим человеком! — Матвей Иванович помолчал, подумал. — И чтобы счастье пришло. Конечно, семья... Но еще... Кто знает? Что главное? Чтоб дело любимое в руках. Тебе от него радость. И людям тоже радость. Твое дело здесь, в земле, в хлебах. Ты для этого рожден, Илюша...
— Да знаю! Знаю! — вдруг перебил Илья с отчаянием. — Я и приехал... Я ж их подбил: мол, места сызмальства знакомые, все ведомо — что да как. А сам хотел на дом свой поглядеть, на речку. Уж забыл, как сеном с чабрецом пахнет, как чибисы в болоте кричат. Верите, ночами снилось. В ту ночь-то, когда магазин брали... к избе своей подошел. Темно, тихо, родным пахнет. Думаю: рядом же мать спит и брат... И верите, дышать не могу, прямо сердце разрывается.
Вовка сильно, до боли сжал Витину руку.
Матвей Иваныч сказал:
— Получишь свое, отсидишь... Ох, Илья, не бегай. Домой возвращайся.
— Вернусь, — глухо сказал Илья. — Вернусь! Хотите, клятву дам?