Паром ходил через Птаху сразу за дебаркадером. Здесь уже стояло несколько подвод, собрались колхозники — женщины в ярких косынках, повязанных по самые глаза, и мужчины с косами через плечо. Некоторые косы, наверно самые острые, были обмотаны тряпками, а те, что без тряпок, были похожи на сабли, и в них отражалось солнце. Подходили новые люди, все приветствовали друг друга, были веселы, праздничны. Одна молодая женщина, хитро посмотрев на Витю и Вовку, спросила у Феди:
— А это что за огурчики свеженькие?
Витя смутился, а Федя сказал:
— Молодое подкрепление. Помогать будут, — и засмеялся.
Вокруг тоже все смеялись, хлопали ребят по плечам.
— Это же герои наши! — сказал кто-то.
Говорили разом:
— Вроде бы погодка на «ясно» поворачивает?
— Похоже.
— Еще б недельку — и перестоит трава.
— Ни в коем разе! Не позволим! Только б харчей добрых.
— Емельяниха в поварах. Не обидит.
— Знамо, не обидит.
— В такой праздник и обед праздничный.
— Какой праздник? — удивился Витя и толкнул Вовку в бок.
Ответил Федя:
— Праздник и есть. Сенокос — начало всех работ, которые год кормят. Одним словом, ребята, начинается страдная пора.
Тут подкатил милицейский мотоцикл. За рулем сидел милиционер Миша, был он хмур, сосредоточен, лицо важное — милиционер Миша находился при исполнении служебных обязанностей.
А в коляске сидел Илья Зубков, и он тут же выпрыгнул из нее, поздоровался со всеми, и с ним сдержанно поздоровались. Был Илья, недавний Гвоздь, в синей рубахе с расстегнутым воротом, в старых брюках, которые были ему коротки, и все равно Илья показался Вите очень симпатичным. Теперь он был молодым крестьянским парнем, ладным, сильным, и в его широко поставленных глазах светилось спокойствие; синяк под глазом стал у него фиолетовым.
Сейчас же из толпы появилась тетя Нина в новом сарафане с мелкими цветочками, засуетилась вокруг Ильи, она казалась рядом со своим старшим сыном маленькой, сухонькой, очень проворной и все заглядывала в лицо Ильи, поправляла ему ворот, и видно было, что, несмотря ни на что, она счастлива сейчас. Вызов был во всем облике тети Нины: «Да, мол, стряслась с ним беда. И ничего. Он исправится, будет другим. А мы выдюжим, дождемся. Только не оступись опять, сынок...»
Илья снисходительно, немного грустно смотрел на мать и грустно улыбался ей. С Витей Илья поздоровался за руку и дружески подмигнул ему, как старому знакомому.
С той стороны подошел паром. Первой на него осторожно вкатилась пятитонка; паром просел в воду, от него пошли волны. За машиной въехали подводы; сделалось шумно и тесно. Пахло бензином, конским потом; все галдели и смеялись.
Поплыли на ту сторону Птахи. Мужчины специальными крюками цепляли железный трос, зажав его, тянули крюки к себе — и паром медленно плыл к противоположному зеленому берегу. Паром ткнулся в мокрый песок, всех качнуло вперед. Стали выгружаться.
Пепел сразу взял крупной рысью. Остальные лошади отстали. Куда им до Пепла! Гулко стучали копыта по мягкой дороге. Вокруг пошли зеленые луга с темными островами кустарников.
— Понимаете, — объяснил Федя, — едем мы по старому руслу Птахи. Самые лучшие травы здесь, потому что в половодье река разливается, ил приносит. Удобряет почву. Видите, какая трава кругом? А сенокосилку не пустишь. Кустарники — это раз. Холмы да кочки — два. Приходится вручную. Зато работка — век бы косил. — Федя засмеялся. — Эх, люблю я сенокос, ребята!
Работу мальчики получили несложную — в ведрах разносить косцам воду. Первый раз Витя видел, как косят траву.
Косцы стоят лесенкой, шага за три друг от друга и наступают с косами на стену травы.
Жжик! Жжик! Жжик! — ровными дорожками ложится скошенная трава, почему-то сразу становясь бледнее.
У косцов разгоряченные, потные лица, на спинах потемнели от пота рубашки. А трава все валится и валится!
— Ребята! Водички! — кричит кто-нибудь, и мальчики, зачерпнув ковш воды из ведра, наперегонки бегут к тому, кто позвал их.
Посмотришь на луг — весь он пестрит косынками, точно крупные яркие цветы среди трав. Это женщины. Они косят наравне с мужчинами.
В первом ряду, оторвавшись от остальных, шел Илья. Шел размеренно и красиво, взмахи у него были широкие, упругие, синяя рубашка прилипла к телу, пот заливал лицо; Витю, когда он пробегал мимо, поразило это лицо — оно было вдохновенно, яростно, все в движении. И... нет, наверно, Вите показалось. По щекам Ильи ползли слезы... Слезы? Нет, это пот, конечно! И Витя поспешил уйти, потому что понял: сейчас Илья должен быть один среди этих буйных трав, зеленого раздолья, высокого синего неба.