Но увозила она уже не призраков. Два человека в одеждах давно ушедших времен отплывали от берега, двое из плоти и крови стояли в зловещей ладье: сурового вида мужчина с темными волосами до плеч и белокурая женщина.
Взгляд внимательных серых глаз мужчины остановился на Снейпе, и туман вдруг взметнулся, отделив его от всех, оставив один на один с Кровавым Бароном... нет, с Бедуиром Крепкожильным. Они казались ровесниками.
Бедуир достал из-за пазухи пестрый комок, тихо звякнувший бубенцами, и перекинул его Северусу.
— Когда нагрянет печаль, вспомни о душе Хогвартса. Она поможет тебе.
— Бедуир, когда придет мой час, мы встретимся? Скажи, встретимся?!
— Не знаю, Северус. Но если смогу, постараюсь разыскать тебя.
Возле Снейпа появился Квиррелл.
— Благодаря вам мои последние двадцать лет стоили всех девяти веков, — рыцарь обращался уже к ним обоим. — Если бы у меня были сыновья, я хотел бы, чтобы они походили на вас.
Руки в кольчужных рукавах протянулись к ним, две ладони рванулись навстречу. Они уже чувствовали живое тепло вместо привычного ледяного холода, уже почти коснулись... Ладья отплыла слишком далеко. Вода угрожающе плеснула, навсегда отделив прошлое от настоящего.
Фигуры Бедуира и Морганы скоро скрылись в тумане. Небо потускнело, точно кто-то наверху одну за другой гасил лампы; мгла затягивала озеро, лестницу, пристань, безмолвные привидения Хогвартса один за другим пропадали в темноте. И тьма менялась. Сгустившись до ночной черноты, она начала стремительно светлеть, но и свет уже был другой — теплый, солнечный, и место обрело новые очертания: высокая полукруглая арка, чуть выше — прямоугольник, похожий на окно. Прохладный ветер принес запах лугов. Три человека стояли в башне на холме Святого Михаила, а за ее стенами всходило солнце.
Борясь с мучительным спазмом, перехватившим горло, Северус вышел из-под каменных сводов. Оглянулся на Квиринуса и Сивиллу. У нее были мокрые щеки, да и Квиринус подозрительно часто моргал.
— Когда нагрянет печаль... — голос изменил ему. Северус посмотрел на колпак, который все это время сжимал в руке, но под пальцами вместо ткани оказались птичьи перья. Какая-то пичуга трепыхалась в неплотно сжатом кулаке, негодующе пищала и отчаянно била в пальцы крошечным клювом.
Едва он разжал ладонь, пленница порхнула вверх, в ясную утреннюю голубизну, и через миг оттуда донеслась торжествующая птичья трель, похожая на веселый наигрыш свирели. В руке Северуса осталось невесомое пестрое перышко.
Сивилла бережно взяла его и воткнула в волосы. Щеки ее не высохли, но она улыбалась.
— С добрым утром, мои заштопанные сэры. Как насчет кофе? Мне кажется, ресторанчик вон там внизу уже открылся.
Эпилог. Десять лет спустя
Мальчик лет восьми стоял на высоком меловом утесе и смотрел на море. Далеко внизу волны играли с берегом: накидывались на каменистую отмель и сразу убегали, как последние трусишки.
Море было огромное, спокойное и синее-синее. Мальчик подозревал, что по вечерам остатки неба стекают в море и оттого у воды такой цвет. Глаза ребенка были голубыми, как небо, спокойными и глубокими, как море.
Рядом с мальчиком сидел крупный белый пес. Он настороженно поглядывал то вниз, то на мальчика и, похоже, сильно тревожился от того, что его хозяин стоит так близко к обрыву.
— Алан! Давай домой, обедать пора!
По пешеходной дорожке, проложенной на порядочном расстоянии от края утеса, шла женщина в радужном легком платье. Ветер трепал длинную разноцветную бахрому на шали, которую она придерживала на плечах.
— Придется уходить, Барон, — вздохнул Алан. — Только ты не говори маме, что мы с тобой видели, ладно? А то она опять расстроится.
Пес отрывисто и звонко гавкнул в ответ.
— Сиби, где ключи от машины? На полке нет, в шкафчике в прихожей тоже.
Алан знал, что когда отец чем-то занят — будь то работа над новой книгой или, как сейчас, поиски чего-либо, — его лучше не отвлекать не относящимися к делу вопросами и просьбами. Но как быть, если очень-очень хочется попросить?
— Они провалились за подкладку маминой ветровки, потому что у нее в кармане дырка, — тихим, будто сонным голосом проговорил он. — Сейчас мама вспомнит о ней и скажет тебе. Пап, купишь мне в Лондоне новый выпуск «Доблести Камелота»?
В прихожую вошла женщина в радужном платье, держа в руках два блестящих ключа на связке.
— Вот, держи. Забыла, что карман дырявый, они за подкладку упали... Райни? Все в порядке?