Кеггс разбирался в сопении не хуже, чем в тайном смысле вздрагиваний. Он отечески воздел руку, словно верховный жрец, упрекающий младшего жреца в отступлении от кастовых стандартов.
– Кажется, я понимаю, что вы подумали, сэр. Вы сочли, что я прошу вас профинансировать некое коммерческое начинание.
– А разве не так?
– Отнюдь, сэр. Я пришел продать вам информацию.
– Продать? – Это слово поистине резало слух.
– Естественно, я хотел бы получить вознаграждение за предоставленные сведения.
Роско с сомнением пожевал губу. Он не любил вознаграждать. Деньги в его кошельке предназначались исключительно на нужды Р.Бэньяна. Однако, если это правда про миллион долларов…
– Ладно. Валяйте.
– Хорошо, сэр, – важно произнес Кеггс. – Я вынужден начать с вопроса. Знакома ли вам фамилия Тонти?
– Никогда не слышал. А кто это?
– Правильнее спросить, кто это был. Тонти уже с нами нет, – сказал Кеггс таким тоном, каким говорят, что всякая плоть – трава. – Это был итальянский банкир, который процветал в семнадцатом веке и придумал тонтину. В чем она состоит, я сейчас объясню. А теперь, – заключил он свое объяснение, – если вам интересно, сэр, я расскажу короткую историю.
Он еще раз сверился с котелком, потом начал:
– Десятого сентября 1929 года, сэр, ваш покойный батюшка принимал за обедом в резиденции на Парк-Авеню одиннадцать гостей. Все они, за исключением мистера Мортимера Байлисса, были, как и он, известные финансисты. Не надо вам напоминать, что это происходило за несколько недель до сокрушительного биржевого краха. Игра на повышение, сгубившая рынок, была в самом разгаре. Все присутствующие нажили огромные состояния, и под конец обеда разговор коснулся того, как распорядиться деньгами, которые в эпоху безудержных спекуляций сами плыли в руки.
Здесь Кеггс замолк, чтобы перевести дыхание, которое с годами сделалось у него несколько затрудненным, и Роско, воспользовавшись паузой, полюбопытствовал, нельзя ли, чтоб вас так, покороче. Не может ли Кеггс, спросил Роско, подложить под себя хотя бы брусок динамита, чтобы перейти к сути.
– Я к ней и перехожу, – спокойно отвечал Кеггс. – Итак, джентльмены, повторяю, обсуждали, как бы потратить деньги, и мистер Мортимер Байлисс со свойственной ему изобретательностью предложил устроить тонтину, однако – не такую, о какой я только что рассказал. Идея самого Тонти – ждать, пока смерть устранит одного претендента за другим – не вызвала сочувствия у тех, кто страдал повышенным давлением, и тогда мистер Байлисс выдвинул альтернативное предложение. Он посоветовал, чтобы мистер Бэньян и его гости внесли по пятьдесят тысяч, и вся сумма со сложными процентами досталась тому из их сыновей, который женится последним. Вы что-то сказали, сэр?
Роско не сказал, он засопел. Сопение было уже не то, что прошлый раз. Тогда оно отличалось холодной настороженностью, стремилось же подавить в зародыше всякие финансовые новации. Сейчас он встрепенулся, загорелся, преисполнился энтузиазма – и выразил свои чувства.
– Кто последний женится?
– Да, сэр.
– Я не женат. – Не женаты, сэр.
Взорам Роско Бэньяна предстало радужное видение.
– Вы уверены, что мой отец участвовал?
– Уверен, сэр.
– Он никогда мне не говорил.
– Это условие тонтины.
– И все произошло в 1929-м?
– Да, сэр.
– Значит…
– Именно так, сэр. За прошедшие годы игроков на поле, если прибегнуть к футбольному сравнению, значительно поубавилось. Часть молодых джентльменов погибла в борьбе с японским и немецким милитаризмом, другие женились. Если верить газете «Таймс», вчера сочетался браком мистер Джеймс Брустер, сын покойного Джона Брустера. Уцелели, если позволено так выразиться, только вы и еще один джентльмен.
– Вы хотите сказать, нас всего двое?
– В точности так, сэр, вы и другой кандидат. Он, – тут Кеггс сделал многозначительную паузу, – помолвлен.
– Ну!
– А так же, – Кеггс снова помедлил, – стеснен в средствах. Радость, охватившая было Роско Бэньяна, снова померкла.
– Тогда он не женится, – горько сказал он. – Черт, он не женится много лет! Кеггс кашлянул.
– Если кто-то, более состоятельный, не окажет ему скромную финансовую поддержку, подтолкнув таким образом к браку. Это можете сделать вы.
– Э?
– Если вы ему поможете, сэр, вы, скорее всего, переломите ход событий. Он осмелеет и решится, оставив вам то, что я, простите за выражение, назвал бы жирным куском.
Роско погрузил голову в двойной подбородок и углубился во внутренний спор. Пока он, как многие люди его возраста, маялся на распутье, вошел Мортимер Байлисс.