- Запускайте, - ответствовал барон, прекрасно понимая, что все его попытки покомандовать вызовут лишь усмешку у московита.
- Ключ на дренаж!
Корабль снова вздрогнул. Начала отходить последняя ферма, поддерживающая его. Внизу послышался мощный гул, он усиливался с каждым мгновением, рос, крепчал, переходя все возможные пределы.
- Зажигание...
Гул перешел в рев, отдаваясь болью в ушах. "Мария Магдалина", сотрясаясь, задрожала, готовая стартовать в любую минуту.
- Предварительная...
Все, последняя подпорка упала, корабль стоит сам по себе, устремленный в небо, дожидаясь следующей команды. А она не замедлила с появлением:
- Главная! - и почти тот час же:
- Подъем!
Страшно взревели двигатели, изрыгая из дюз феерические лепестки пламени, окутывая "Марию Магдалину" и все вокруг тяжелой пеленой дыма. Казалось, сама земля задрожала.
И в этот миг освященный корабль начал свое медленное, но с каждой секундой все быстрее и быстрее продвижение ввысь, к звездам...
Перегрузки тяжелой десницей приковали барона к креслу. Невозможно было шевельнуть рукой, головой, трудно было даже говорить. И все из-за этого проклятого самоучки, мрачно подумывал Хейерлинг. Но мысли плохо слушались, путались, лениво ворочаясь в голове, перескакивая с одного на другое. Барона утешала лишь мысль, что и московиту в данный момент приходится испытывать тоже.
Резкий рывок, короткая передышка, хриплый голос, с шумом и придыханием произносящий слова, не узнаешь прежнего задорного лухмановского говора:
- Первая ступень отошла, - и снова тяжким бременем ложится на плечи перегрузка.
Барон подумал, что кочегарам первой ступени повезло - отработали свое и сейчас медленно опускаются вниз, на землю, приземлятся где-нибудь в. Австрии или Венгрии. А они двигаются дальше в неизвестное....
Предыстория той аудиенции у кардинала Антония, на которой присутствовал и сам барон, представлялась порою удивительной, но более всего в появлении самого Лухманова с его многообещающими идеями. В то время в Московии назревала смута, смерть грозного царя ознаменовала многие беспорядки и раздоры во всем государстве. Многие тогда бежали прочь, спешно меняя веру, припадая к стопам новых властителей и ища у них поддержки и защиты. Лухманов не был исключением.
Московит этот происходил из известного и знатного рода, возвысившегося при Иване III Васильевиче и его сыне Василии III и низвергнутым следующим князем Всея Руси, царем Московским Иваном IV. Прадед Лухманова участвовал в создании Судебника, имел поручительство Ивана Темного на государственные и приватные беседы с послами иноземными, "кои много полезны для Руси будут". И потомок его, памятуя успехи далекого своего родственника, немало сил и старания приложил для того, чтобы самому знатным стать, а потому изъясняться мог и на латинском и на грецком и языком нечестивого Лютера достаточно свободно владел, много книг, доставшихся ему в наследство, изучил и много полезных для себя выводов сделал. Так получилось, что попала в его руки книга Николая Коперникуса "Об обращении небесных сфер", проклятая Лютером и потому еще активно обсуждающаяся в землях Польши, Ливонии, Австрии и проникшая даже в ставшую разом глухою Московию.
С нее-то, с гелиоцентрической системы построения мира, да и со смуты в землях московских и закрутились события, предшествующие достославному отправлению корабля "Св. Мария Магдалина" в дальнее, трудное и долгое плавание. Но немного назад вернуться придется еще раз.
Немного менее тридцати лет прошло с того дня, как на престол Священной Римской Империи взошел молодой император Рудольф II Габсбург, человек импульсивный, слабовольный, отдающий предпочтение искусствам, нежели делам государственным. Лишь двум людям из своей изрядной свиты он соглашался доверять и лишь их двоих он выслушивал со вниманием: то были шут его отца Максимилиана II Антон Броуза и тайный советник барон Хейерлинг, человек не по годам способный и к интригам опытный. Именно он помог своему императору заручиться поддержкой папы в борьбе с братом Рудольфа Матфеем, вознамерившимся забрать престол в свои руки и неуклонно к тому подвигающемуся. Именно он уговорил Ливонию до поры до времени оставить свои притязания на московские земли, излишне разросшиеся на востоке. И именно он организовал в Речи Посполитой - не без давления со стороны Ватикана хитроумную шпионскую сеть, за всеми бежавшими из Московии следящую. Таким вот образом его люди и вышли на занимавшегося построением грандиозных планов Лухманова, а в глазах соседей - всякой бесовщиной в неурочный час.
Лухманова отправили в "темную", а бумаги и чертежи его привезли к Хейерлингу, находившемуся тогда в Кракове. Барон взглянул на записи и остолбенел. До поры, до времени оставив Лухманова в каменном мешке, он спешно отправился в Прагу к Иоанну Кеплеру, который был нередким гостем и у самого императора. Мнение видного ученого в астрономии и космогонии барон ценил без меры, в отличие от Рудольфа II, пытавшем Кеплера составлением астрологических таблиц.
Сказать, что ученый был поражен, значит не сказать ничего.
Через папского наместника в Праге история докатилась и до Ватикана, причем удивительно быстро. Причем исключительно та ее часть, в коей говорилось - со слов самого Кеплера, неизвестно, утверждавшего нечто подобное или же просто предположившего такую возможность - будто Луна, та самая, что была заключена в первую небесную сферу, являлась благодатным источником серебра, нет, более того, аргентума на ней было, что грязи. Бери, не хочу; лишь осени себя и духов, ее населяющих, крестным знамением. А главное - по расчетам того самого московита - добираться до нее меньше недели. Много быстрее, чем через бушующую без повода Атлантику в далекую Боливию, чьи серебряные рудники совершенно не удовлетворяли запросов римской курии. Требовалось куда больше. Особенно, если вспомнить недавно возникшее "Общество Иисуса", кое активно продвигало вперед идеи папства среди христиан и язычников, но и вливаний требовало, - упаси Боже говорить вслух.
Церемониться папа не стал. За десять лет до истечения века близ Болоньи начал строиться космодром. Как раз там, где состоялся памятный многим вселенский собор, утвердивший положения всеобщей, нерушимой, неизменной религии.
Денег на это благое дело не жалели. Все, что вывозилось из Вест-Индии, шло на постройку стартовой площадки и корабля по проекту самоучки Ивана Лухманова. Да уж, если папа заболевал какой-то идеей, то вынь да положь она должна быть осуществлена. Сам Лухманов вскорости вступил в "Общество Иисуса" (как-никак, сказывались западнические настроения его предков; дед и прадед его состояли в ливонской партии, коею возглавляла Марфа Борецкая, ратовавшая за переход Руси в католичество и ради него заключившая союз с царем польским Казимиром II; но и после вхождения Новгорода под власть Ивана III проливонские настроения были еще сильны, чем и воспользовался, ради укрепления своего влияния в Европе, мудрый государь). После такого поступка ему были открыты все двери и все кубышки. Стройка продолжилась с новой силой.