В руках Миши появился рыжий котенок. Он принюхался, фыркнул, потом уверенно прошел к Богдану и улегся ему на грудь.
– Ты смотри, вспомнил. И чем ты его взял? – удивленно хмыкнул мужчина. – Ах, да, чуть не забыл… Мне ребята телефон твой передали, так я порылся в нем немного, по-родственному, так сказать, порылся… Ты же не обижаешься на меня, правда? В телефоне я номер супруги твоей нашел и перезвонил ей на всякий случай…
Михаил достал телефон и, словно в собственном, стал искать номер.
– Знаешь, она сначала мне не поверила, думала, подстава. Еле удалось убедить её в обратном, доказать, как всё на самом деле… Да что там размусоливать – на, общайся.
Богдан осторожно, будто стеклянную, взял трубку. После нескольких вызывающих гудков из неё послышалось:
– Бодя, ты? Это ты? Ты живой?..
Не успел Богдан ничего ответить, как в телефоне раздался какой-то шум, потом глухой звук удара, и после него – звонкий голос Ксюшеньки:
– Папа, папа, и взаправду, это ты? А мама брыкнулась, то есть упала – она сознание потеряла… Наверное, от радости, что ты нашелся, папа, – продолжила дочка, как ни в чем не бывало. – Но ты не переживай, хорошо? Здесь врачи есть, много. Они ей помогут. Они всем помогают…
Ксюша продолжала что-то трещать в трубку, а он ничего не понимал. Не понимал, где сейчас его жена и дочь, не понимал, почему там врачи, и почему их много, а ещё ему не понравилось, откуда у Ксюши это «брыкнулась»… Потом телефон отключился.
– Ты не переживай за родных, Богдан, у них все нормально. Я с Натальей разговаривал давеча… Они у брата её остановились. Татьяна учебу продолжит, в Петербурге. Ксюшу в школу определили, а сама Наталья в Центре приёма беженцев работает, волонтёром пока… Думаю, с работой у неё обязательно сложится – медсестры везде на вес золота, так что сильно не переживай.
Миша ещё пытался что-то расспрашивать о здоровье, рассказывать о своём, но после нескольких односложных ответов засобирался домой.
– Знаешь, Богдан, тут матушка моя тебе привет передавала, просила к нам заехать после выздоровления, поговорить… – Михаил неловко замялся. – Понимаешь, дело в том, что ты на отца больно похож, прям, как две капли воды, похож, вот матушка и хочет на тебя ещё разок взглянуть. Думаю, без расспросов здесь не обойтись – о маме твоей, о Ядвиге. Женская ревность, понимаешь ли… Ты подумай, если что… А коль отказаться вздумаешь, мы на тебя зла не будем держать, воля твоя…
Он снова упаковал в сумку Рыжика.
– Ну, выздоравливай,.. брательник. Если что – звони, я тебе номер свой вбил, найдешь там, в контактах…
Дверь палаты захлопнулась, но тут же распахнулась снова. На пороге стоял все тот же Михаил.
– И снова здравствуйте! Ты это… если надо чё, звони, не стесняйся, не чужие, однако… Мне ведь что? Да мне ничего, интересно даже – всю жизнь один, а тут – на тебе ваше с кисточкой, братан собственной персоной… Даже почти родной… Ну, так чё я говорил? А!.. Звони, это… Не стесняйся… брательник!.. Вот черт, все никак не привыкну… Надо же… Ну, я пошёл. Пока.
«Брательник», – повторил про себя Богдан. Брата у него, как и у Миши, тоже никогда не было, как, впрочем, и сестры. Единственными родственниками долгое время оставались бабушка и мама. И ещё – отец… Папа… Да, папа, но это, как оказалось, отдельная история… Потом появилась Наталья, затем – дети… Вот и все родственники – на одной руке можно сосчитать, но дело в том, что все они – свои, родные, а вот Михаил…
Михаил – чужой. Чужой по определению. Как он там говорил? «Даже почти родной»? Нет, не родной… И даже не «почти», и его появление не сулило Богдану ничего хорошего, разве только головной боли добавилось. Его другое сейчас беспокоило – как там жена с девочками. Брат Наталью не обидит, понятное дело, но у неё муж есть, дом…
Он вспомнил первую встречу с женой, свадьбу, рождение детей… Вспомнил, как у Тани прорезался первый зубик, и она смешно стучала по стенке чашки, когда пила воду… Вспомнил, как Ксюша однажды принесла домой бездомного котенка, а чтобы ему в рюкзаке не было тесно, учебники и тетрадки в школе оставила… Задумавшись, он даже не заметил, как в палату вернулась Татьяна Ильинична.
– Пришла я, – устало улыбнулась она. – Володя ещё в процедурном, девочки обещали после перевязки привезти.
Женщина присела на краешек стула, будто в гостях, выпрямила спину, сложила руки на коленях и застыла. Богдан тоже молчал. Каждый молчал о своем.
«…Никогда не думала, что замуж за шахтёра выйду. Не понимала, как это – спускаться в забой. Ты на шахту, а я – на колени, просить у Пресвятой Богородицы защиты – и тебе, и себе. Ты не оставляй меня, Володя, нечестно так, не по-совести – война у порога, а ты же знаешь – я взрывов боюсь… Помнишь, на шахте газ взорвался… Я онемела тогда, говорить не могла… Даже когда тебя на-гора подняли, живого-невредимого подняли, не могла слова вымолвить… Про себя кричу, а другим не слышно.