Сердце Богдана на мгновение остановилось. Он давно уже ожидал этого вопроса, но все равно оказался к нему не готов. Сначала его бросило в жар, потом по всему телу поползли ледяные ручейки, пижама стала мокрой, хоть выкручивай… Мозг лихорадочно искал ответ, но доктор не стал ждать, ответил сам:
– Ну вот, и вы не знаете… И я не знаю… Ещё недавно все было просто – пациент, больной, а сегодня идёт война, и мы оказались по разные стороны баррикад. В одной стране мы с вами стали врагами… Мало того, молодой человек, нас заставляют друг друга ненавидеть и убивать… Вместо того, чтобы работать – вы едете воевать, а я, вместо того, чтобы больных лечить, спасаю раненых… Была бы моя воля… Была бы возможность заставить время идти в обратном направлении…
Доктор рассеянно потёр виски, ещё больше ссутулился, отчего стал похож на рано постаревшего подростка.
– Вам могут показаться нелепыми мои слова… слова старого, немощного человека, но мне все чаще кажется, что мы – ненужные люди, что кто-то отдал приказ уничтожить нас, уничтожить всех жителей Донбасса, что мы мешаем каким-то неведомым чужим планам…
«Ненужные люди…» В последнее время эти слова произносились настолько часто, что уже не вызывали ни возмущения, ни удивления. Ненужные люди, лишние, а ещё – мелкие, незаметные, ничего не значащие… Букашки. Но, если ненужными считают себя жители Донбасса, которым запрещено иметь своё мнение под дулом смерти, то жители остальной Украины, чувствуя свою ненужность, покидают родную землю в поисках лучшей доли в других странах. И вместе их уже миллионы.
Возникает вопрос, кто же тогда нужен? И кто решает, кто делит украинцев на нужных и ненужных? Голова уже не выдерживала напряжения, казалось, ещё секунда, и она разлетится на части, но это был ещё не конец.
– Живите, Богдан. Вы даже не представляете, как вам крупно повезло, знаете, попади вы к нам сегодня, шансов на выздоровление было бы намного меньше… Сегодня доктор, оперировавший вас, на работу не пришел… Снайпер.
Последние слова раскаленным металлом упали на мозг, заставляя его извиваться от боли… Казалось, нервы сложились в одну тонкую длинную линию, и невидимый нож гильотины с хладнокровным цинизмом методично кромсал эту линию на равные по величине доли.
«Пожалейте меня! – кричал он сердцем. – Пожалейте! Нельзя так больно! Я не заслужил!» Но никто не слышал этого безмолвного крика, никто его не понимал. И только он один знал, что муки его предначертаны судьбой, и по какой-то неизвестной причине он должен пройти все круги этого мучительного испытания.
А ещё он знал, что бездонная воронка, созданная по воле человека человеческими же руками, не пощадит ничего вокруг. Эта воронка с невероятной скоростью поглощает все живое и неживое на своём пути, но он должен выбраться из нее, выбраться, что бы это ему ни стоило, выбраться, чтобы рассказать о случившемся другим людям, чтобы всем вместе противостоять злу, противостоять силам, начавшим эту братоубийственную войну.
И снова в голове его проносились отрывки жизни, слышались голоса родных, что-то пытался доказывать Цевин, громко стучали зубами, подпрыгивая на ухабах, спящие однополчане, а ещё широко улыбался незнакомый человек в белом халате… Все это сбивалось в одну кучу, смешивалось, переплеталось, и он уже не различал, где реальность, а где сон…
Медсестры привезли Владимира Ивановича, который после перевязки снова уснул, а он боялся закрывать глаза, боялся услышать хриплое «пор-р-ра», боялся увидеть серебристую птицу, зовущую за собой, и потом в холодном поту додумывать, что бы это значило. Но больше всего на свете он боялся увидеть вращающийся в воздухе светящийся куб, на одной из граней которого было написано его имя и дата рождения…
Постепенно мысли его возвратились к Татьяне Ильиничне, к её обещанию прислать на замену детей. Возможно, невестка придёт… или дочь… или та и другая вместе… Сядут возле отца и будут рассказывать, что уже сделали в школе. А может быть, придет Савва, и он сможет с ним поговорить…
– Ещё не соскучился? Доброго вечера тебе, Богдан.
Он сразу узнал голос Татьяны Ильиничны, потом увидел её расплывчатые очертания. Единственный открытый глаз в последнее время вёл себя совершенно отвратительно, забывая о своём прямом предназначении. Иногда свет надолго пропадал в нем, потом снова, совершенно неожиданно, появлялся, но, памятуя слова доктора, Богдан отказывался даже допускать, что может потерять зрение. Как ни странно, после разговора с врачом ему хотелось жить, а ещё хотелось видеть…