Трамвай и себе насмешливо подмигивает ему на прощание габаритными огнями и исчезает за углом дома, а вокруг воцаряется благословенная тишина – тишина, в которой не слышно ни воя снарядов, ни взрывов мин, тишина, в которой не рыдают скорбно матери, и не плачут раненные дети…
Снова раздаётся звук открываемой двери, на этот раз ближе, в палату. Уставший глаз Богдана едва различает очертания нескольких вошедших, потом слышит голос доктора:
– Ну вот, повезло вам, молодой человек, право, под счастливой звездой родились… М-да, под счастливой звездой…
Доктор возбужденно жестикулирует, довольно потирает руки, кажется, ещё немного – и он пустится в пляс или взлетит в небо, как птица.
– Знакомьтесь, Богдан, это – Александр Васильевич, наш коллега – врач-офтальмолог, из Донецка. Теперь я уверен, Богдан, что ваше зрение в надежных руках. Целиком и полностью в надежных руках…
Доктор отходит к двери, пропуская к кровати человека с приятным лёгким запахом. Богдан принюхивается, пытаясь вспомнить, откуда он знает этот аромат. «Туалетная вода «О'жен»… Да-да, это «О'жен»!» В памяти всплывает яркий свет операционных ламп из недавнего сна и знакомые глаза на закрытом медицинской маской лице.
Человек молчит, но Богдан чувствует на себе его пристальный взгляд. «Не может быть! Александр… Саша? Конечно же, он – Александр Васильевич, бывший его сослуживец! Точно, он! Кто же ещё? Вот это сюрприз! Ну да, его же тогда отец после интернатуры в армию сдал, чтобы сын, прежде чем идти на работу, «школу жизни» прошёл. Ты смотри, каким важным стал – доктор, однако! Совсем на прежнего ботаника не похож», – радуется он за друга, но раскрываться не спешит – пусть тот помучается немного, узнавая.
Из открытого окна доносятся глухие раскаты. «Снова гроза», – думает беспечно, с удивлением наблюдая, как Татьяна Ильинична темнеет на лице и вытягивает шею, прислушиваясь к звуку.
Александр подается вперед, пробует разглядеть его лицо, часть которого скрыта повязкой, смешно прикрывает глаз, медленно открывает рот, но мимо него, как слон в посудной лавке, к Богдану пробирается третий посетитель, которым оказывается Михаил. Он бесцеремонно отодвигает приезжего доктора в сторонку, поближе к выходу, по-медвежьи обнимает Богдана, крепко, до боли сжимает его руку в приветствии.
– Ну вот, брательник, зря сомневался, будешь видеть! Теперь уж точно, наверняка! Сам слышал, как доктор обещал!..
Миша что-то спрашивает, громко смеется, но Богдан уже не слушает его, а, как и Татьяна Ильинична, внимательно прислушивается к звуку грома, начиная подозревать что-то неладное.
Раздается ещё один удар… Ближе… Прямо перед собой Богдан видит огромные от ужаса глаза Татьяны Ильиничны, слышит пронзительный вой и громкий женский крик:
– Ложись!..
В последний момент Богдан обхватывает руками Михаила и, что есть мочи, прижимает к себе, наваливаясь на него всем телом. Почти одновременно в лицо ему с запредельной силой бьет яркий свет операционных ламп. Становится невыносимо больно, будто чья-то невидимая рука провела по спине острым хирургическим скальпелем.
Свет понемногу меркнет, тухнет, пока, наконец, не наступает кромешная тьма. И тогда жгучая боль пропадает, уступая место удивительному безгранично-сладкому спокойствию и безмятежности, а в темноте появляется мерцающий клубок, состоящий из миллионов тонких переплетенных нитей. Клубок медленно приближается, разрастается и прямо на глазах становится похожим на полый, идеальной формы кокон.
«Господи, спасибо!» – благодарит он Всевышнего за избавление от боли и направляется навстречу струящемуся в темноте свету.
Сверкающий клубок вращается, наматывает новые нити, с каждым разом увеличиваясь в размерах и уменьшая скорость, а он вдруг замечает, что не идет, а словно парит в воздухе, необыкновенно легкий, почти невесомый.
Серебристый кокон, привлекающий и отталкивающий своим неземным совершенством, замедляет движение, и наконец, неторопливо покачиваясь, зависает на месте. Внутри его заметны суетящиеся тени.
Богдан застывает в ожидании опасности, прислушивается, снова устремляется к шару, и снова в изумлении останавливается перед плотной стеной мерцающих нитей в поисках входа. Рядом с ним проносится легкий ветерок, и он чувствует, что сзади кто-то стоит. Этот «кто-то» не напрягает, не вызывает у него ни страха, ни опасения…
– Снова спешишь, сынок? – внешне мамин голос спокойный, бесстрастный, но он различает в нем скрытую печаль. – Иди, Богдан, ступай обратно. Ещё не время… Тебя отец проводит… Твой отец.