Чужак не проронил ни слова.
"Солдат, но не воюет в такое время. Он, должно быть, мародер, или трус, дезертир". - Подумала Ирен. Еще пару месяцев назад она бы испугалась перспективе умереть раньше, чем вернуться ее сыновья, но сейчас, пребывая в тех дебрях отчаяния, где она блуждала, Ирен и не мечтала их увидеть.
Она схватила незнакомца за плечо и резко развернула его к себе.
- Милостивые боги, Жюль, это ты, мой мальчик! - воскликнула вдова, не веря своим глазам. Слезы брызнули на ее иссушенные щеки. Она бросилась к сыну и заключила его в объятия, прильнула к его груди... Но не услышала стук сердца. В ужасе она отступила.
Он стоял перед ней, ее сын. Он стоял перед ней, но не был с ней. Его белое лицо равнодушно взирало на нее. Опустив глаза, она увидела то, чего не заметила сразу. К правой части груди, рядом с орденом за храбрость, гвоздем был прибит пергамент. Надпись на нем гласила:
"Я воевал, и я погиб. Я отдал жизнь за свою родину. Пусть тот, кто встретит меня, направит меня по верному пути. Моя служба закончилась, я иду домой". Ниже этих слов другим, куда менее каллиграфичным почерком были написаны название их деревни и фамилия, Моро.
Когда из глаз Ирен перестали течь слезы, она взяла сына за руку и провела в его комнату, совершенно не изменившуюся со дня его отъезда. Она раздела его и уложила в постель, села возле его кровати и взяла сына за руку. Оставшиеся до заката часы она просто сидела рядом и разглядывала его.
На следующее утро она встала раньше обычного и накрыла стол на двоих. Надев одно из своих праздничных платей, она поднялась к сыну. Жуль лежал там же, где она оставила его вчера, его поза не изменилась, глаза все так же смотрели в потолок.
Ирен подошла к нему и потянула за руку, Жуль послушно встал. Простыня упала, обнажив раны на его теле, несколько проколов от шпаги. Только одна из ран была смертельной, та, что пришлась в сердце.
- Бедный мой мальчик... - Простонала Ирен. - Ну ничего, теперь ты дома, больше тебя никто не обидит. Больше никто не причинит тебе вреда, обещаю.
Она одела его, и они спустились вниз.
Ирен усадила его за стол и принялась его кормить. Сам Жуль не ел, но когда ложка касалась его губ, он послушно открывал рот. Ирен так и не притронулась к своей тарелке.
Шли дни, все вокруг менялось. Через две недели после возвращения Жуля война пересекла границу Седжфилда, через месяц она закончилась. Мятежники были разбиты, королевство праздновало победу, люди понемногу возвращались в покинутые дома.
Вернулся и помощник Ирен. Первым делом он поехал к дому Моро, чтобы проведать, как там вдова. Он боялся худшего, а застал ужасное.
Было утреннее время, когда он постучался в дверь. Услышав голос вдовы, он вздрогнул.
- Иду! - прокричала Ирен откуда-то из глубин дома. - Кто бы там ни был, подождите, сейчас я приду.
В ее тоне не осталось и намека на былую печаль. Голос вдовы был весел и беззаботен.
Ирен открыла дверь, и помощник поразился переменам ее внешности. Вдова и раньше была бледна и худосочна, теперь же она напоминала мумию. Ее щеки впали, под глазами образовались черные круги, а кожа стала суше птичьей. Она обтягивала череп Ирен, как холст обтягивает раму, и эта картина не могла вызвать ничего, кроме отвращения.
- Как я рада вас видеть! - воскликнула Ирен, увидев, кто стоит на пороге.
- О, да, мэм, поверьте, я тоже рад. - Сказал мужчина, снимая шляпу. Он не знал, как продолжить, и вообще жалел, что пришел.
Повисла неловкая пауза.
- Ну что же вы стоите? - спросила вдова наконец. - Прошу, заходите. Я угощу вас чаем!
Она исчезла в проеме, и помощнику пришлось сделать над собой усилие, чтобы переступить порог.
Он никогда до этого не бывал в доме Моро, вдова не приглашала его прежде. И вот теперь она сама предложила ему войти, но он совсем этому не обрадовался.
Внутри он увидел то, что ожидал увидеть: высокие потолки, теряющиеся во тьме даже в дневное время, острые углы в паутине, холодные пейзажи на стенах - сплошной натюрморт. Полы были убраны, а мебель вытерта, ни пылинки не висело в воздухе, но не в человеческих силах было сделать это место дружелюбным. Каждому, кто входил сюда, хотелось побыстрее отсюда уйти. В немалой мере тому способствовала ужасная вонь, которая ударила помощнику в ноздри, как только он вошел.
"Даже по холлбруским меркам здесь очень мрачно, - подумал мужчина, - неудивительно, что бедняжка спятила... И что, черт возьми, так смердит?" Уже тогда, не будучи посвященным во все детали положения Ирен, помощник был уверен в том, что она сошла с ума от голода и одиночества. Он и представить себе не мог истинное положение дел.
- Миссис Моро, где вы?
- Я здесь! - раздался голос, и мужчина пошел на него. По мере приближения к гостиной вонь становилась все невыносимее.
- Миссис Моро, - сказал он, входя в комнату, - возможно, я не вовремя. Мое появление было неожиданным, и потому оно вовсе не обязывает вас к гостеприимству. Тем более, что мы давно знакомы, и нет ничего зазорного в том, чтобы пренебречь формальностями на этот раз... О, боги!.. - Речь помощника прервало видение, заставившее его на миг усомниться в реальности происходящего.