– Мне надо идти. У меня встреча с другом.
– Будьте осторожны.
В чужих городах у меня одно развлечение – читать местные газеты. Поздно вечером, в постели, почитать газету я мастак. И полакомиться в постели конфетами тоже мастак. Когда я один в чужом городе, я как выжатый лимон, чувствую себя скопцом. Ей было под тридцать. Она сказала, в ней смешалась французская, китайская и мексиканская кровь и потому она уж такое мне покажет – закачаешься. Сказала не совсем всерьез, хрипловато и протяжно на южный манер. Но я-то знал, она негритянка. Я не больно якшался с негритянками у нас в Америке, до того переспал всего с двумя, но уж отличить-то их мог. Побаивался я их: раньше опасался за свое достоинство, теперь – за свою жизнь.
– С француженками, китаянками и мексиканками я не сплю, – сказал я. Подшучивал над ней там, в баре. – Мне негритяночка требуется.
– Во мне и это есть, – со вкусом хихикнула она.
Была она простая, добродушная, бесхитростная, и я почувствовал себя хозяином положения. Усмехаясь, запросила пятьдесят долларов. Сторговались на двадцати. А потом я от щедрот своих подбросил еще десять: знай наших, глядишь, на радостях тоже не поскупится – вправду так ублажит, как никто и никогда.
– Уж я вас потешу, – пообещала она.
К тому времени, как я вернулся к себе в номер, мне ее уже не хотелось, и я надеялся, она не сумеет пройти. У меня были все нью-орлеанские и батон-ружские вечерние газеты, и я предвкушал, как сейчас разденусь и примусь за них. Меня вечно преследовал страх: вдруг подхвачу какую-нибудь венерическую болезнь и награжу ею жену. Как я выкручусь, когда она поймет, что заразилась? С легкостью. Буду врать и отрицать. Негритянка пришла. Сказала, она сунула портье в лапу. Тихонько постучала в мою дверь и вошла улыбаясь, и пришлось мне смотреть, как она раздевается, чтоб вернуть желание. Хорошенькой она не была.
– Не торопись, – попросил я. – Раздевайся не торопясь. И поверти немножко задом.
– Пожалте.
Не люблю, когда девчонка слишком быстро разоблачается. Так и кажется, до того, как прийти ко мне, она весь день торопливо сдирала с себя те же одежки перед другими мужчинами.
– Вот так.
– Пожалте. А еще некоторым нравится…
– Погоди-ка.
– Чего?
– Поди сюда. Ш-шш.
– Пожалте.
Она все улыбалась. И ничего особенного она не умела. Незадолго до того, в Сан-Франциско, сногсшибательная, гибкая как тростник блондинка, с виду принцесса, да и только, шепотом давала такие же соблазнительные обещания, а на поверку тоже оказалось – все враки. Она выудила у меня сто долларов. В Неаполе, в Риме, в Ницце после войны каждая шлюха сулила столь же экзотические удовольствия, и они так и оставались посулами. Сдается мне, для нормального выродка вроде меня есть не так уж много вариантов. Было это неинтересно и кончилось быстро.
– А чего только не наобещала? – поддразнил я ее, довольный, что имею на то основания.
Она обиделась, на лице у нее выразился испуг, и мне это тоже было лестно.
– Я ж вас позабавила?
– Ну ясно. А теперь, если хочешь, можешь идти.
– Я думала, я вам на всю ночь нужна.
– Я и сам так думал, – неискренне засмеялся я. – Но мне уже пороху не хватает. Старею, видно. Когда увидал тебя в баре, думал, хватит. Уж больно у тебя буфера здоровые. Да-а. И задница что надо.
– Нравится, да?
– Еще как. Мне нравится, когда девочка небольшая, а подержаться есть за что.
– А я небольшая, верно. – Она была рада-радешенька, что я ее похвалил. – Хотите еще?
– Рад бы, да не могу. Глаза у меня завидущие, а он ростом не вышел.
Ей полегчало, что я не сержусь.
– А вы тоже что надо, – похвалила она меня.
– Знаю. Держи деньги. Я получил удовольствие.
– Я вас позабавила, да? Вам правда понравилось?
– Лучше некуда. А я был в Париже.
– Да ну?
– В Болонье и то был.
– А это чего такое?
– Город такой, там в этих делах знают толк.
– Вы правда не хотите, чтоб я осталась до утра, мистер? Вы славный. Мне спешить некуда.