— Вернешься, и мы поговорим, — сказал Дейд. — Если захочешь, мы станем вместе подрезать виноградные лозы. Я никого не найму в этом году. Эту работу сделаем ты и я. Ты встаешь впотьмах, в холоде. Выходишь к виноградным лозам и обрезаешь их до предела. Весной и летом хорошая лоза дает побеги. Это нужно для куста. Зимой, в холоде и ненастье, куст, чтобы оставаться крепким, должен быть обрезан. Иначе следующим летом виноград становится неполноценным и не вызревает. Лоза станет годной разве что на дрова. Мы с тобой подрежем каждый куст виноградника. Затем ты решишь, что делать дальше — вернуться в университет, уехать в Патерсон или жить на собственном винограднике.
— Да, Дейд.
— Когда будешь в Патерсоне, — сказал Дейд, — и когда снова окрепнет ствол твоей лозы, вспомни этот виноградник, вспомни семью, вспомни Суон, вспомни Рэда и Еву.
— Она умоляла меня, Дейд.
— Да, знаю, — сказал Дейд. — Если хочешь взять с собой пистолет, — возьми его. Я думаю, стоит. Если что-то тебя беспокоит, возьми пистолет. Если нет, забудь о нем и возьми книгу.
— Какую книгу? — не понял Ивен.
— Которую ты дал мне, — сказал Дейд. — Вот эту. — Он вытащил книгу из кармана пальто. — Ты забыл? — сказал он на их родном языке. Из того же кармана он достал самый маленький пистолет. — Вот пистолет, — сказал он. — Если это тебя беспокоит — если ты думаешь, что убил мать своих детей и должен убить себя, возьми пистолет, вези его с собой в Патерсон. Суон была прекрасной матерью прекрасных детей. Мне искренне больно, что она ушла, что мы едем на ее бедные похороны, но я бы хотел, чтобы Суон оставалась красивой, я бы хотел, чтобы ее дети оставались красивы. Вот они, пистолет и книга. Возьми то или другое.
— Я хотел бы взять и то и другое, — сказал Ивен.
— Верно, — ответил Дейд.
Ивен Назаренус взял книгу и сунул ее в карман. В другой он положил пистолет.
Они вошли в бюро «Глэддинг и Старч» и подошли к Суон, чтобы взглянуть на нее еще раз. Не было ни музыки, ни цветов — только открытый гроб в отдельной комнате.
— Кем бы она ни была, — сказал Дейд, — она была прекрасна.
— Она мертва, — сказал Ивен.
— Да, — сказал Дейд. — Лучшее, что может сделать человек, это найти мать своим детям. Ты нашел своим самую лучшую.
Он повернулся к Глэддингу-младшему и кивнул ему. Тот положил крышку на гроб. Гроб был доставлен к катафалку, и Ивен последовал за катафалком на кладбище.
Гроб был опущен в могилу, и все ушли.
Его брат, стоявший рядом с ним, внезапно осел на него так тяжело, что Ивен тоже чуть не упал. Он обнял брата, поднял его на руки и быстро понес к машине.
— Ради Бога, Дейд!
Он уложил его на заднее сиденье и поехал обратно.
На подъезде к дому он увидел доктора Элтуна, сидящего на ступеньках веранды.
Доктор поспешил к машине.
Они занесли Дейда в дом и уложили на кровать. Доктор . Он достал шприц, Дейда и выдавил всю жидкость из ..
— , — сказал наконец Ивен на их языке. — Он мертв. Он умер на кладбище.
Мужчина выпрямился и посмотрел на Ивена. На его глаза навернулись слезы, но он быстро взял себя в руки.
— Это я стрелял в него, — сказал Ивен.
— Знаю, — сказал мужчина. — Дайте-ка, я соображу… Вот что, — сказал он наконец. Вам нужно явиться на расследование. Да, вы стреляли в него. Но это был несчастный случай. Ведь вы не стали бы убивать собственного брата. Вы сидели и разговаривали с ним, а заодно чистили пистолет. Он выстрелил. Это был несчастный случай.
— Я стрелял в него, — сказал Ивен. — Это не было несчастным случаем. Еще я убил свою жену. Мой брат помог мне убить ее. Я был не в своем уме. Я застрелил его, он мертв. И незачем мне идти на допрос.
— Вы должны идти, — сказал доктор, — ради своих детей.
— Мои дети мертвы, — сказал Ивен. — Я ничего не могу сделать для мертвых.
— Они на заднем дворе с Мэри Коури, — сказал доктор. — Пожалуйста, подумайте о них. Если вы скроетесь, это будет воспринято как неопровержимое свидетельство вины. Я помогу вам. Я из вашего племени.
— Не надо мне никакой помощи, — сказал Ивен. Он взял руки брата и долго не отпускал их. — Прости, Дейд, — сказал он.
Он достал деньги из верхнего ящика бюро Дейда и протянул их Элтуну.
— Это для вас, доктор, — сказал он. — Для Мэри Коури. Для моего сына и моей дочери.
Он вышел из дому, сел в машину своего брата и уехал, оставив доктора на крыльце.