– От чего ты кончала в последний раз? Какие прикосновения, где, какая поза? Я хочу, чтобы ты кончила со мной.
Он говорил и не верил. Что это говорит он сам. Что вот так прямо говорит о том, что его никогда в принципе не волновало. А сейчас, с этой женщиной, что-то вдруг принципиально поменялось.
Марьяна молчала, часто дыша, и все так же мелко подрагивала в его руках. Герман запоздало подумал о том, что такая прямота могла ее задеть. Оскорбить. Но, с другой стороны, после ее расспросов… Марьяна же не малолетняя дурочка, а взрослая умная здравомыслящая женщина. Большей частью.
– Эй… – он коснулся пальцами ее подбородка.
– Вагинальные шарики, – раздался тихий ответ.
– Что?!
– Подруга подарила на день рождения, – так же тихо отозвалась Марьяна, не поднимая головы. – Умные вагинальные шарики. Последний раз был с ними.
Вот короткого, но совершенно неприличного, неуместного в данных обстоятельствах приступа смеха Герман от себя совершенно точно не ожидал. Как и последующего ответа.
– Слушай, у меня, конечно, есть пара шариков. Но в их интеллектуальном потенциале, я, если честно, сомневаюсь.
А теперь прыснула она, уткнувшись лицом в его плечо.
Смех и возбуждение – это совершенно новый для Германа коктейль. Наверное, именно поэтому голова отказывает ему окончательно. И он устраивается в изголовье кровати, притягивая к себе Марьяну, прижимает ее спиной своей груди и резким движением руки раздвигает ее ноги.
– Зато мы попробуем все остальное.
***
Оргазмы у Марьяны были не только от умных шариков. Даже, в основном, не от них – подарок Татьяны она опробовала – и только. Но ведь Марьяна знала, что любит ее тело. Как нужно делать, чтобы ему было хорошо. К сорока годам не знать этого – стыдно.
Но, получается, ничего она о себе не знала. Зато Герман знал все. Откинувшись затылком на его плечо, чувствуя его руки абсолютно везде, в этом было очень легко признаться.
Она, например, даже не представляла, что у нее настолько чувствительная грудь и соски. Или это у Германа такие пальцы… Она не знала, что это можно делать так долго. И так разнообразно. Гладить. Тереть самыми кончиками пальцев. Пощипывать. Сжимать. Крутить.
И еще сильнее сжать и оттянуть.
Марьяна охнула и сильнее откинула голову назад.
– Я не могу так больше… – услышала она свой хриплый голос. И его такой же хриплый ответ.
– Можешь…
И снова движения его пальцев. Марьяна уже перестает понимать, что именно он делает. Кроме главного: что ей от того, что он делает, хорошо так, как никогда не было. И хочется, чтобы было еще лучше.
Она перехватывает его руку и тянет вниз.
– Пожалуйста…
И снова долго. И снова разнообразно. Но почему-то все время – мимо!
Конечно, он делает это нарочно. Нарочно долго гладит ее дрожащие бедра. Долго гладит сверху, снизу, сбоку, где угодно, только не там, где все уже пульсирует от жажды его прикосновений. Нарочно гладит и разминает вход, заставляя ее поднимать бедра. А когда его пальцы все же оказываются там, где ей сейчас больше всего надо – она изворачивается и впивается зубами в его предплечье. Только попробуй убрать палец!
Оргазм был бурный и опустошительный. Она долго вздрагивала. И лишь потом разжала зубы. Оказывается, она снова прикусила ему предплечье. У Марьяны еще достало сил поцеловать место, куда впивались ее зубы – а потом она совершенно обессилено откинулась назад, на Германа. И какое-то время она так и полусидела-полулежала спиной на его груди. Его руки были на ней – одна на груди, другая на животе. Марьяна слышала его прерывистое дыхание на ухо, а в поясницу ей упиралась его каменная эрекция.
– Это уже седьмое небо? – прошептали ее непослушные губы.
– Пока нет.
***
Нет, его скудной фантазии, конечно, не хватило, что представить, как она будет кончать. Как это будет ярко. Как это будет возбуждающе. И сколько, оказывается, у него самого терпения.
Теперь Герману казалось, что он, как идиот, всегда уходил с банкета до подачи основного блюда. Не увидев, не попробовав самого главного. Самое интересное в сексе начинается… хрен ее знает, с какой минуты. После первого женского оргазма, словом.
А второй будет с ним. Герман был в этом совершенно уверен. Он как-то вдруг и мгновенно стал все понимать про эту удивительную женщину.
Но все равно оказалась не готов к тому, как она сладко ахнет, когда он возьмет ее. И как потом будет оплетать и обнимать, вжиматься, льнуть и забирать его в себя еще глубже. Вот тут терпение все же кончилось. Яростный, резкий, может, даже немного жестковатый финал Герман оттягивал, как мог. В самом конце догадался безошибочно прижать большим пальцем там, где был ее первый оргазм. И спустя несколько быстрых глубоких толчков у Марьяны случился второй. И, ведомой ее сладкой пульсацией, в свое наслаждение сорвался и Герман.
Глава 8.
– Доброе утро, Ольга Тимофеевна.
– Доброе утро, Герман Гергардович. Завтрак готов.
Герман, привалившись плечом к косяку, наблюдал за тем, как домработница сервирует стол. Эта женщина работала на него уже лет десять, наверное. Она была исполнительна, доброжелательна, умела, когда надо – молчать, а когда надо – говорить. Видела в этом доме всякое. В основном – их с Костей скандалы. Но вот женщин в этом доме Ольга Тимофеевна не видела ни разу. Но регулярно убирала следы их присутствия.
Теперь же… Теперь же использованный презерватив Герман выбросил в мусорное ведро сам.
– Ольга Тимофеевна?
– Да?
– Спасибо за завтрак. На сегодня вы свободны. И… и завтра у вас выходной.
Она все же растерялась – несмотря на свою прекрасную выдержку.
– Хорошо. Тогда… тогда я пойду? Или что-нибудь еще нужно? Может быть, приготовить обед? Ужин?
– Нет, спасибо.
Она медленно пошла к выходу. А потом все же не выдержала, обернулась и робко спросила:
– Что-то случилось, Герман Гергардович? Может быть, я что-то… – она замолчала.
– Нет, Ольга Тимофеевна, вы совершенно не при чем. У вас просто два оплачиваемых выходных.
Домработница все так же неуверенно кивнула, но лицо ее разгладилось. Она снова обернулась, а
Герман зачем-то добавил ей в спину.
– У меня сегодня ночует женщина.
Герман не спеша и с удовольствием завтракал. И думал о том, что сегодня ночью он как-то качественно перетряхнул голову. Потому что он теперь и в Ольге Тимофеевне видел человека, а не только обслуживающий персонал. Она ведь, между прочим, ездила с ним в больницу, когда Костя в компании своих дружков-идиотов засадил себе в мякоть большого пальца пулю из воздушки. Герман тогда перепугался жутко, а Ольга Тимофеевна взяла командование на себя.
Хорошая женщина.
А самая лучшая на свете женщина сейчас спит в его спальне.
***
Герман какое-то время молча смотрел на кровать. Марьяна так и не проснулась. Лежала на боку, засунув под подушку ладонь. Одеяло укрывало ее до начала груди, а с другого конца одеяла выглядывали кончики пальцев ног с темно-бордовыми каплями лака на ногтях. Светлые волосы в очаровательном беспорядке разметались по подушке.
Картина, как он стаскивает с Марьяны это одеяло, обнимает, тискает, лапает, ласкает, а потом берет – теплую и сонную – была невероятно яркой. И совершенно неуместной.
Ему надо на работу. У него на утро назначено совещание с безопасниками. Ему, в конце концов, надо разрулить всю эту нелепую дичь, которую эта безмятежно спящая женщина уже успела натворить.
В общем, дел – невпроворот. Герман вздохнул – и пошел в гардеробную. Одеваться.
Перед уходом он написал Марьяне записку. Обстоятельную. Такую непредсказуемую женщину нельзя оставлять без четких инструкций.
На завтрак творожная запеканка с изюмом и бананы. Кофемашина управляется двумя кнопками. Если такая еда не устраивает – холодильник в твоем распоряжении. Домработницу отпустил, тебя никто не побеспокоит. По известной ситуации я все сегодня решу. Дома буду примерно в шесть тридцать. С Тимуром по твоей работе договорюсь. Чувствуй себя как дома и дождись меня.